Мой мир заботится обо мне

Был у нас уникальный предмет – теория информатики, и преподавал её потрясающий тип с нашей кафедры автоматизированных систем управления (АСУ), назовём его Тупенков. Он был кандидатом каких-то наук, но удивительно тупым и без малейших просветов. Практические занятия проводились на весь поток, то есть на четыре группы ФАВТа: Прикладная математика, ЭВМ, АСУ и Автоматика и телемеханика. Контрольные проводились следующим образом. В огромную аудиторию – чаще всего в амфитеатр на Энергетическом факультете – по сигналу запускались студенты всех четырёх групп. На столах заранее были разложены «лицом вниз» листы с задачами. Все заходили и стояли каждый перед своим столом. Садились и открывали задачи только по общей команде. Если сел или перевернул листок самовольно – изгонялся из аудитории и считалось, что задачи, написанные на листке, ты не решил и теперь твой долг увеличивался вдвое, то есть если на листке было три задачи, а ты его открыл без команды, то теперь должен решить шесть. Если по итогам контрольной решил две из трёх, то твой долг становился – две задачи. Так продолжалось целый семестр. Конечно, мы не принимали во внимание этого идиота и его метод, но в декабре перед самым зачётом вдруг выяснилось, что у меня и у Джины огромный долг – больше двухсот задач у каждого. Понятно, что в такой ситуации сдать зачёт проблематично… Мы выяснили, когда у Тупенкова поздняя консультация. Пришли вдвоём к самому её завершению. Вечер, на улице зима, темно. Здание факультета уже практически пустое. На верхнем этаже в аудитории передние ряды столов были подготовлены для студентов, а на остальных были поставлены стулья ножками вверх (наверное, для облегчения работы приходящей поздно вечером уборщицы). Дождавшись, когда последний из студентов ушёл и Тупенков начал собирать свои вещи, мы вошли в аудиторию, молча подошли каждый к перевёрнутому стулу, отломали от него по деревянной ножке. Тупенков очень удивился, а мы направились к нему, постукивая деревянной ножкой по ладони левой руки и пристально глядя ему в глаза. Он на самом деле испугался и срывающимся голосом закричал:

– Зачем вы здесь?!

Мы спокойно ответили, что пришли сдавать зачёт досрочно, и положили на стол перед ним наши зачётки. Он с облегчением выдохнул и так же молча поставил нам зачёты.

* * *

Была ещё потрясающая дисциплина, называвшаяся дискретная математика. Под этим названием были сгруппированы математическая логика, теория множеств, теория графов и что-то ещё. Как позже покажет жизнь, этот предмет был мне наиболее необходим, но, как известно, отношение к дисциплине во многом зависит от преподавателя. В этом смысле дискретной математике не повезло. Читал её нам молодой, высокий самовлюблённый нарцисс по фамилии Вовси. Он презрительно относился к людям (а может, только к студентам), его боялись и не любили. И, соответственно, не любили и дискретную математику. Как её сдавать, мы не представляли, и когда я, как староста группы, формировал график экзаменов, то отвёл на подготовку к дискретной математике только три дня – это минимальный допустимый срок. Сначала все набросились на меня, мол, очень мало времени, не успеем подготовиться, но в итоге стало понятно, что даже если бы было выделено тридцать дней – мало что изменилось бы.

Сам экзамен – тоже отдельная песня. Мы сдавали в какой-то аудитории, в которую не закрывалась дверь, и для того, чтобы её закрыть, надо было вставить между створками тряпку и сильно потянуть дверь на себя – тогда она держалась. На всём этаже стояла нереальная тишина. Так же тихо и в аудитории, где мы сидим и готовимся к ответам. Тут, предварительно постучав, заходит Вовка Сивцевич, наш заместитель старосты, вставляет тряпку в дверь, чтобы её закрыть, и рывком дёргает ручку на себя, при этом от волнения и нервного напряжения из него вырывается дикий крик. Он, как обычно, становится пунцовым и садится на свободное место. В момент крика многие из присутствующих рефлекторно прикрыли головы руками – это иллюстрация атмосферы экзамена. Выходит сдавать Ромка. Вовси берёт зачётку, читает его отчество и говорит, что его тестя зовут так же, как Ромкиного отца. И предлагает тройку за такое совпадение. Ромка тут же с радостью соглашается и исчезает из аудитории, унося вожделенный «уд.» в зачётке. Моя очередь. Подхожу, сажусь, кладу на стол исписанные листы. Вовси смотрит на меня, я – в пол. Он говорит: «Кажется, вам до фонаря мой предмет?» Я медленно киваю. Вовси спрашивает: «И я?» – такой же молчаливый кивок. Он без звука ставит «уд.» и отдаёт мне зачётку.

Но, похоже, и ему на этих экзаменах было несладко. Вышла отвечать какая-то наша девушка и отдала ему исписанные листы. Он схватил ручку и стал судорожно зачёркивать её писанину, разрывая бумагу и приговаривая: «Всё неправильно, всё неправильно!»

* * *