Мои миры

Так, про что это я, про охрану. Помню очень интересный случай. Ещё при въезде на один из хлебозаводов, обратил внимание, что охранником в эту ночь работал казах. Ну, казах и казах, ничего особенного. В нашей многонациональной стране это в порядке вещей. И всё-таки у каждой нации есть свои характерные черты, и не только внешние. Когда-то давно, ещё в школе, учительница по обществоведению говорила мне: если хочешь понять стиль поведения нации или хотя бы его представителя, то посмотри на историю народа, и всё станет на свои места. Не ручаюсь за точность приведённых слов, но смысл именно такой. А поскольку эта учительница имела определённый авторитет и уважение у нас в школе, поголовно у всех учеников и преподавателей, то её слова запали мне в душу. Правда в этом случае не в душу, да это и не важно.

В общем, охранник — характерный казах со сложным характером. Хлебозавод, на время смены — его территория, на которую не смей посягнуть. Сдавая документы при въезде, я не положил их привычно на стол, а протянул ему и похоже поступил правильно. Уже приготовленная для меня фраза, так и осталась у него во рту, завязнув между зубами от неожиданности.

Ожидание товара, погрузка — всё прошло, как всегда привычно и нелегко. Поскольку выгрузить четыреста лотков, не перегородив погрузочные причалы и проходы к ним, было большим мастерством. Такое количество хлебобулочных изделий брали только мы. Разместиться могли только на одном «причале» и постепенно стена, выстроенная из наших лотков, стала носить название «стена Дрынова» по фамилии «хозяина». Затем шла перегрузка товара из заводских лотков в наши. Непременное условие, поскольку хлеб завод отпускал без лотков, сохраняя свою тару. Каждый раз, когда закрывался фургон, не верилось, что наконец-то всё закончилось. Правда, в ту ночь мы ехали двумя машинами. Нагрузка на машину меньше. Но только физически. Мне приходилось курировать второй автомобиль с бригадой из молодых пацанов.

Подъехав к воротам, я привычно выскочил из кабины, заскочил в помещение охраны и уже протянул руку, чтобы взять свои документы, и тут же её отдёрнул. Через минуту, пройдя стандартную процедуру общения, охранник, как я уже говорил ранее, казах, вручил мне документы. Уже выходя из двери, столкнулся с экспедитором из второй нашей машины. Даже глазом не успел моргнуть, как он схватил свои документы и… дальше я не буду приводить всё то красноречие, которым были украшены ближайшие десять минут ночи. Результат — пацаны отъехали в сторону для проверки, значит полная разгрузка под тщательным присмотром. Что означало, кроме лишней физической работы, потеря полутора часов времени.

Мы стояли с охранником рядом с проверяемой машиной. Погрустневшие пацаны начинали разгрузку.

— Всё правильно, — сказал я негромко охраннику. — Совсем эта молодёжь обнаглела. Учить их надо. Совсем ни старших, никого не уважают, что за люди.

Далее в том же духе. Правда, между строк намекнул, что меня он также наказал, поскольку без второй машины уехать я не могу. Но полностью поддерживаю его действия. Минут десять моего монолога, и сердце охранника смягчилось. А может он представил, что я так и буду зудеть у него над ухом ближайшие полтора часа, и проверка была отменена.

Я открыл глаза и грустно заметил, что сегодня мы нескоро приедем домой. Юра ехал со скоростью двадцать-тридцать километров. Ехал тогда, глядя в окно автомобиля на невесёлый пейзаж, и не думал, что эти годы буду вспоминать с теплом и улыбкой. Эти девяностые годы. Годы бесправные, беспредельные. Годы, когда мы не жили, а выживали. И, всё-таки мы были молоды, здоровы. Мы готовились проводить век двадцатый. Век страшный, спорный, героический, гениальный. Век развала и век прорыва. Век нашей юности, нашей молодости в котором оставались наши наивные и несбывшиеся мечты.

Мы вступали в двадцать первый век взрослыми, опытными и всё-таки прихватившими с собой немного иллюзий, как часть своего характера, часть своей души.

НЕВСКИЙ ПЯТАЧОК

Невский пятачок. Окраина города Кировска, что в Ленинградской области. Клочок суши на левом берегу Невы. Небольшая полоска земли, ставшая костью в горле фашистского зверя, рвущегося к Ленинграду. Май месяц. Холодный ветер, как небритая щека уставшего солдата, царапает мне лицо и треплет волосы. Я иду по аллее памяти. Неширокая аллея, ведущая мимо братских могил. Могил, наконец-то нашедших своё место упокоения останков солдат, погибших на Невском пятачке. Место, где навсегда застыло время. Вокруг, несмотря на то, что прошло уже больше семидесяти лет, истерзанная войной земля. Следы от окопов, блиндажей, воронки от взрывов рваными ранами кровоточат сквозь пробивающуюся молодую траву. Даже время не в силах залечить их.