Мои миры

Под Новый год сын, видя, что моя мечта переходит в разряд несбывшихся желаний, подарил нам с женой поездку в Казань. Такой «небольшой подарок». Уговорил, что причина, до сих пор сдерживавшая, может дней пять обойтись и без нас. Так что даст Бог, через пару дней мечта воплотится в реальность. И очень хочется привезти с собой из Казани не только традиционный чак-чак, или что там принято, но и новые стихи, новые темы для рассказов.

ГОСТЬ

Помню его сидящим по торцу нашего небольшого четырёхэтажного дома на холмике. Куда смотрит — трудно понять. Скорее внутрь себя. Туда, где хранятся самые давние воспоминания. Не сказать, чтобы тёплые и светлые. А, впрочем, кто знает какие. Он, пожалуй, единственный коренной житель нашего посёлка на тот день. Да, по иронии судьбы, наш тридцатипятилетний гость из далёкой Латвии — коренной мгинчанин. Вокруг полно стариков, считающих себя старожилами, но всё это не так. Наш посёлок заново был отстроен после войны. На местах боёв, нескончаемых кладбищ и минных полей теперь жили люди, строились дома. От войны остались обелиски на братских захоронениях, и «подарки» для особо любопытных пацанов в виде оружия и боеприпасов в изобилии разбросанных по лесам и полям.

Наш гость был из другой Мги, довоенной. Он в ней родился и вырос до восьми лет. Играл с друзьями, ходил в школу. А затем детство закончилось, потому что пришли они. Носители «мира и цивилизации». Те, кто решил научить жить весь мир по их порядку, а несогласных или просто не подходящих к их меркам, просто уничтожить. И тогда его вместе с родными и жителями посёлка погнали, согласно новым законам миропорядка, пешком в Германию. Под дулами автоматов. Он повредил ногу, и никто не оказал помощи. С тех пор хромал. Нога с трудом зажила, но стала короче. Тонкости никто не спрашивал, да и в тонкостях ли дело.

Сам он редко рассказывал о своём детстве, о юности. Годы, проведённые в Латвии, не были радужными. Работал с измальства. Батрачил за кусок хлеба на хуторе у хозяина. Мне сейчас трудно вспомнить, потому что плохо слушал. Да и никак не мог понять, как это в наше время батрачить. Ладно, там, в книгах про дореволюционное время, но при советской власти… Осознание реальности пришло намного позже, во время развала Союза. А тогда нас в школе учили другому. Не то чтобы я не верил, а просто мой мозг отказывался допустить иную реальность, кроме той, которой нас учили. Ничем не оправданная зашоренность, что зачастую мешала видеть и понимать реальность.

Впрочем, иногда я доставал его расспросами о том, что и где во Мге находилось раньше. Мне трудно было представить, что всё изменилось настолько, что он, при всём желании не мог найти какой-либо малый уголок, что напомнил бы ему о детстве. Посёлок отстроили заново, и зачастую даже дороги проложили по-новому.

А он ходил, тихий и одинокий, пытаясь уловить дыхание ветра своего детства. Ходил и не находил ничего. Что могли ему рассказать «старожилы»? Расположение тропинок среди минных полей? Расположение первых землянок и бараков?

Война безжалостно уничтожила не только его детство, но даже память о нём. Не оставила даже холмика, чтобы преклонить колено.

Но на улице было лето. Пели птицы, играли дети, донимало комарьё. Бабульки сидели у подъезда. Возродившийся после войны из пепла, словно птица Феникс, посёлок жил, но уже новой жизнью.

ЗАДРИПАННЫЕ ДЕРЕВЦА

Всякое время имеет свои особенности. Лет двести назад путешественник передвигался на повозке, будь то дрожки или карета и полностью отдавался прелестям дороги с её неспешной суетливостью. Слушал пенье птиц, шелест трав. Цоканье копыт лошади. Звон колокольчика. Всё это навевало всяческие размышления, воспоминания. Да если ещё ямщик песню затянет. Тем более, что дороги были дальние. А постоянными попутчиками были вольный ветер, да пыль дорожная.

Время пролетает быстро. Так быстро, что и не заметишь. Вот уже вместо пыльных дорог асфальтовые шоссе, сохранившие в себе одну неприятную и в веках отмеченную особенность русских дорог — это ямы. Надо отдать должное — не везде и не всегда, но очень часто. Впрочем, я не об этом.

Так вот, время пролетает, и теперь каждый сам себе извозчик. На собственном авто «поливает» по автостраде, в основном не торопясь. Километров, эдак, восемьдесят — это если в населённом пункте. Или сто десять… с плюсом, если на трассе. Вместо заунывной песни надрывается аудиосистема. Ветер уже не постоянный попутчик, а бегущий наперегонки и постоянно отстающий соперник. Пыль тоже иногда встречается. Но так редко, что я не буду уделять ей внимания.

И вот среди всего этого великолепия двадцать первого века, на самой узкой дороге, обязательно найдётся «ямщик». Катится этот «ямщик» на своей таратайке и собирает за собой многокилометровый хвост. Никто не слышит его заунывную песню. Все, после старательного перебора «задушевных» слов богатого русского языка, борются с желанием либо нарушить правила, либо заснуть.