Мой муж — чудовище

Я вспомнила, как мялся Джаспер, когда я расспрашивала об этом, и уточнила:

— Джаспер тоже собирал угощение?

Разумеется, Томас не выдал друга, но по смущенной улыбке я все поняла и ругать их за это никогда бы не стала.

Томас посерьезнел, поерзал и приник к стене сильнее. Я насторожилась.

— Что там такое?

— Э-э… я не разобрал. Очень тихо бормочут.

Томас еще не умел врать, а может, не счел нужным скрывать от меня: он врет, потому что не мое это дело. Так не солгал ли он о причине, по которой бегал в село? Ночью, конечно, чтобы об этом никто не узнал… после того, как исчезла Летисия?

Я поднялась и вышла в коридор. Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта, и я подосадовала, что потеряла время в комнате Томаса. Жизнь учит быть умнее, укорила себя я, и подсказывает осмотреться, а не брать бездумно то, что лежит прямо перед тобой.

— Завтра уймется, — услышала я голос лорда Вейтворта. — Завтра срок.

— Не уймется, ваша милость, на небо-то гляньте… — Слова Филиппа я разбирала с трудом. — Доктору только скажите, что не надо меня так… Зверь, он или до смерти задерет, или потреплет, так впервой мне, что ли, оклемаюсь. Выпить бы.

— Принесите ему выпить, — неожиданно покладисто согласился лорд Вейтворт. Доктор что-то возмущенно заговорил, но я уже не слушала, потому что мне пришлось метнуться в тень, в простенок, и я порадовалась, что этот коридор освещался слабо, а на мне было темное платье. Крадусь как воровка, прячусь во мраке, Тьма властвует надо мной, и нет мне возврата к свету чертогов.

Пожалуй, и общество отца Джорджа мне уже ни к чему.

Кто-то затопал по коридору — Джаспер, а мне нужно было возвращаться, пока меня не хватились. Зверь, значит, это был зверь. Несчастное животное, защищавшее свою жизнь.

Джеральдина могла доставить мне неприятности, поэтому я заглянула на кухню, где Алоиз, чуть не плача, наливал Джасперу в бокал вина.

— Хочу теплое молоко со взбитым желтком и пряностями, — капризно потребовала я.

— Пошел вон, — едва не всхлипнул Алоиз. — Подумайте только, миледи, переводить такое вино на это вот отребье. Спросите меня, я скажу, на месте его милости держал бы я этого Филиппа подальше от дома. Сейчас все сделаю, ваша милость.

Джаспер убежал. Я присела на шаткий стульчик.

— Почему? — наивно спросила я.

Алоиз задумчиво посмотрел на яйцо, ловко разбил его, и ему не понадобилось никаких приспособлений, чтобы отделить белок от желтка. Мне осталось лишь восхититься.

— Бывший охотник, — ворчал Алоиз. — Как такие в любой постоялый двор приедут, полиция тут как тут. От того, кто шастает по лесу как по дому, всего можно ждать. Ходит бесшумно, ветка не треснет, половица не скрипнет, а потом у приличных господ пропадает все. А думают все на нас, поваров, да на прислугу. А полиция за ними гоняется, да разве охотника сыщешь.

— Попроси принести Джаспера, — сказала я, поднимаясь и ничего не отвечая на пылкую речь о Филиппе. — Или я пришлю Джеральдину.

Не одна я подозревала его в том, что он творит плохие дела.

Алоиз не ответил — руки его так и летали, взбивая желток венчиком, он словно бы не дышал, и я подумала — как было бы славно, если бы он поделился со мной своими секретами! Может, он сменит гнев на милость, и на кухне я стану желанной гостьей.

— Если изволите, ваша милость, я на праздник гуся запекать буду… Рецепт мне учитель мой передал, никто так больше не готовит. Мальчишкам рановато, да и руки у них кривые, а вам расскажу.

Это была попытка задобрить меня или что-то иное? Но я кивнула, растерявшись, и покинула кухню. Никто не умеет читать мысли, Алоиз не исключение. Он хотел получить благосклонность хозяйки, раз уж не может вышвырнуть ее за пределы кухни, или загладить свои слова про Филиппа.

Но ведь он сказал что-то важное. Что? Я тряхнула головой, потому что готова была видеть откровения в любом случайно брошенном слове. И это никуда не годилось, могло завести меня далеко.

Глава двадцать пятая

Джеральдина встретила меня недовольно.

— Вода остынет, ваша милость, тут видите что, и не нагреть, как налилось, так налилось. А вы, не приведи Ясные, заболеете, вот тогда милорд меня прикажет высечь.

— Он когда-нибудь кого-нибудь приказывал высечь?

Джеральдина замялась, разворачивая полотенца и делая вид, что она не выдумывает ответ на мой вопрос, а занята так, что не может отвлечься и на секунду.

— Господа всегда секут слуг, ваша милость. А как еще нам ум вбивать, мы же люди простые. А как высекут, так и поумнел.

— Так приказывал или нет?

— Я не знаю, миледи, но я же в дом вот только пришла.

Она помогла мне раздеться, и отчего-то в ее движениях чувствовалось нетерпение. Я подумала, что она просто устала, у нее тоже была беспокойная ночь, возможно, бессонная, несомненно, страшная.

— Можешь отдохнуть, если хочешь, — предложила я.

— Его милость приказал быть рядом с вами, — проворчала Джеральдина. — Ох, тут на платье воском капнуло, позвольте, я почищу его.