Мой муж Одиссей Лаэртид

Были подобны они не смертным мужам, а гигантам.

С кручи утесов бросать они стали тяжелые камни.

Шум зловещий на всех кораблях поднялся наших черных, -

Треск громимых судов, людей убиваемых крики.

Трупы, как рыб, нанизав, понесли они их на съеденье.

Так погубили они товарищей в бухте глубокой.

Я же, сорвавши с бедра мой меч отточенный, поспешно

На черноносом своем корабле обрубил все причалы.

После того, ободряя товарищей, им приказал я

Дружно на весла налечь, чтоб избегнуть беды угрожавшей.

Смерти боясь, изо всей они мочи ударили в весла.

Радостно в море корабль побежал от нависших утесов.

Все без изъятья другие суда нашли там погибель.

Гомер. Одиссея

Колесница Гелиоса стала спускаться к морю, и мегарон вновь заполнился людьми. Я приказала рабыням подать вино и мясо, но эти люди пришли сюда не ради пира — некоторые из них еще надеялись услышать имена своих близких, оказавшихся на Ээе. Здесь, на острове, где правила Цирцея, дочь Гелиоса, пришвартовался последний уцелевший корабль итакийцев — на нем оставалось сорок шесть человек. Одиссей разделил их на два отряда: один он возглавил сам, над вторым поставил своего дальнего родственника Еврилоха.

Когда аэд поведал об этом, в зале раздались возгласы, а некоторые женщины зарыдали от радости — у Еврилоха было много близких на Итаке.

Одиссей с Еврилохом бросили жребий, и Еврилоху выпало идти на разведку со своим отрядом. Остров был населен: с моря виднелся дым, поднимающийся над лесом, — и Одиссей хотел выяснить у местных жителей, куда итакийцам следует направить свои корабли. Разведчики пошли в сторону дыма и вскоре попали в тесную долину, в которой стоял каменный дом Цирцеи. Друг Одиссея Полит услышал доносящееся изнутри женское пение и позвал хозяйку.

В мегароне снова раздался гул взволнованных голосов — еще один итакиец оказался жив, еще одна семья отправится завтра в храм, чтобы принести благодарственные жертвы богам.

Цирцея вышла к мореходам и пригласила их зайти в дом. Один только Еврилох заподозрил недоброе и спрятался. Он видел, как хозяйка усадила гостей в большой зале, как сама смешала для них вино с тертым сыром, медом и ячной мукой.

Но коварная богиня подсыпала в эту смесь волшебное зелье, и несчастные итакийцы, после того как она коснулась каждого из них своим жезлом, обратились в свиней. Цирцея сама загнала их в хлев и насыпала им желудей.

Аэд замолк, чтобы отхлебнуть глоток вина, и в зале воцарилось молчание. Случившееся было слишком невероятно. Одно дело услышать, как подобные вещи происходили в далеком прошлом с неведомыми героями, и совсем другое, когда узнаешь, что в свиней так просто превратились двадцать два человека из числа твоих близких знакомых. Впрочем, кто я, чтобы сомневаться в словах аэда, который не только общается с музами, но и получает сведения от мореходов со всей Ойкумены...

Я должна с гордостью сказать, что Одиссей проявил в этой ситуации немалое мужество. Когда испуганный Еврилох вернулся к кораблю и стал умолять Одиссея немедленно выйти в море, мой муж не захотел бросать товарищей в беде... Конечно, одно то, что я этим горжусь, само по себе постыдно. Жена, уважающая своего супруга — воина и царя, — должна была воспринять такой поступок мужа как должное. Но после всего, что мне пришлось написать об Одиссее в последнее время, я рада, что наконец-то могу сказать о нем слова, исполненные гордости. И ты, что читаешь эти записки через много поколений после того, как Одиссей обратился в прах, не должен слишком строго судить моего супруга — он был сложным человеком, и порой боги давали ему не лучшие советы, но он совершил немало великих подвигов.

Вот и теперь Одиссей один отправился к дому волшебницы и был готов бестрепетно войти в ее жилище. Но ему повезло: у самых дверей он встретил прекрасного юношу с золотым жезлом — своего прадеда Гермеса. Хитрый бог, который до тех пор не слишком заботился о внуке Автолика, в тяжелую минуту пришел к нему на выручку.

Признаться, мне ни разу не приходилось общаться ни с кем из богов (Асклепий не в счет), и на Итаке, насколько я знаю, боги тоже никогда не появлялись. Поэтому мне было лестно узнать, что виднейший олимпиец сам обратился к моему мужу. Он рассказал ему о кознях Цирцеи и дал цветок, который у богов называется «моли», — с его помощью Одиссей смог разрушить чары волшебницы, и она вернула всем итакийцам человеческий облик.

Гермес предупредил правнука, что тот не должен отказать богине, когда она пригласит его разделить с ним ложе... Я понимала, что мой муж конечно же не мог быть верен мне все эти годы, ведь ему, как и другим ахейским вождям, доставались при дележе добычи молодые пленницы. Наверное, на его корабле и сейчас находится несколько рабынь — когда он вернется, они перейдут в ведение Евриклеи, и мы оба забудем о них... Но публично слушать песни о том, как мой муж всходил на ложе прекрасной богини, мне было неприятно... Еще неприятнее было узнать, что Одиссей и его спутники провели на Ээе целый год...