Мой муж Одиссей Лаэртид

Когда мой муж вернулся к кораблю и пригласил всех, кто там оставался, на пир в дом Цирцеи, Еврилох пытался удержать их от этого шага, но Одиссей разгневался и хотел зарубить его мечом... Такой приступ безудержного гнева — это новая черта, которой я у мужа не помнила. Тем более что Еврилох имел все основания не доверять Цирцее. Однако Одиссей, проведя с нею лишь один недолгий день и лишь один раз взойдя на ее ложе, уже готов был убить своего родича и друга за то, что тот позволил себе усомниться в колдунье...

Только когда оры совершили свой круг, спутники Одиссея обратились к нему с просьбой о возвращении домой... В один из последних дней пребывания ахейцев на Ээе погиб Ельпенор — он выпил слишком много вина, улегся спать на крыше и упал на камни... Как плакала его мать, услышав об этом...

Настал день, когда сорок пять воинов (все, что осталось из отряда численностью около шестисот человек) взошли на корабль и ударили веслами море. Это случилось около года назад. О том, какова была их дальнейшая судьба, аэд ничего поведать не смог.

— Вытащим прежде всего наш корабль быстролетный на сушу

Снасти судна и имущество все отнесемте в пещеру.

Сами же все поспешите за мною отправиться следом

В дом священный Цирцеи. Товарищей всех вы найдете

Там едящих и пьющих, и все у них есть в изобильи. —

Так я сказал. И словам моим тотчас они подчинились.

Только один Еврилох их всех удержать попытался

И со словами крылатыми к спутникам так обратился:

— Что вы, безумцы, куда? к каким еще бедам стремитесь?

В дом Цирцеи идти вы хотите! но всех ведь она вас

Или в свиней превратит, иль в волков, или в львов. И придется

Волей-неволей вам быть сторожами Цирцеина дома!

Так же совсем и циклоп на скотном дворе своем запер

Наших товарищей, с дерзким пришедших туда Одиссеем.

Из-за безумства его и погибли товарищи наши! —

Так говорил Еврилох. И в сердце своем я подумал:

Вырвав из ножен с бедра мускулистого меч, не срубить ли

Голову с шеи ему, чтоб на землю она покатилась,

Хоть он и близкий мне родственник был. но товарищи дружно

Наперерыв меня стали удерживать мягкою речью:

— Богорожденный, пускай он останется, если позволишь,

На берегу близ судна, пускай его здесь охраняет.

Нас же, других, поведи к священному дому Цирцеи. —

Так сказали они и пошли от судна и от моря.

На берегу близ судна Еврилох не остался, однако, —

Следом пошел, моего испугавшись ужасного гнева.

Гомер. Одиссея

Цирцея... Понятно, что мой муж не мог отказать богине... Сам Гермес повелел ему удовлетворить все ее желания... Но мне обидно думать, что Одиссей провел в ее объятиях целый год. И даже не в объятиях дело. Если бы он просто пировал в ее доме, это было бы так же обидно. Весь этот год я каждый день, в любую погоду, бегала на вершину горы смотреть, не покажутся ли в море долгожданные паруса. И каждую ночь я, не дождавшись этих парусов, засыпала на своем одиноком ложе... Я не принимала гостей, кроме тех, кто мог рассказать мне о муже... Я даже прогулок с Амфимедонтом стыдилась сама перед собой... И я старела, старела с каждым днем...

Этот год мы с Одиссеем могли бы провести вместе... Вместе смотреть на зацветающие мирты... В летнюю жару вместе бегать к морю купаться... Бродить по склонам Нерита, облитым осенним золотом... Пить горячее вино у очага в дни зимних штормов... И каждую ночь засыпать, вдыхая тепло и запах друг друга...

Дни напролет у нее мы в течение целого года

Ели обильное мясо и сладким вином утешались.

Год наконец миновал, и Оры свой круг совершили,

Месяц за месяцем сгиб, и длинные дни воротились.

Вызвали тут меня как-то товарищи все и сказали:

— Вспомни, несчастный, хотя бы теперь об отчизне любимой,

Раз уж судьбою тебе спастись суждено и вернуться

В дом твой с высокою кровлей и в милую землю родную. —

Так мне сказали, и я их послушался сердцем отважным.

Гомер. Одиссея

Если желание становится нестерпимым, я надеваю короткий хитон и ухожу вверх по склону Нерита. Когда взбираешься по крутой тропе, все мысли заняты тем, куда поставить ногу, чтобы не упасть, и за какой камень ухватиться. Скользишь, сбиваешь колени, обдираешь руки в колючем кустарнике. От боли забываешь обо всем остальном. Кровь жарко стучит в висках от усталости...

А потом ты стоишь на вершине Нерита, и ветер омывает тебя со всех сторон сразу. Тело становится легким и упругим: кажется, оттолкнись сандалией от скалы — и полетишь. В такие минуты мне думается, что я могла бы стать спутницей Артемиды и носиться с нею по лесам — стройная, девственная, жестокая...

Я спускаюсь вниз, стороной обхожу дворец и сбегаю на тропу, ведущую к морю. Как здорово скинуть потный хитон и упасть в воду! Наныряешься вдоволь и ложишься на теплые камни. Голова кружится, и тело окончательно теряет вес.

Возвращаться бывает тяжело. С трудом одолеваешь последний подъем и входишь в мегарон. Там почти темно, рабыни разводят огонь. Они начинают суетиться, спешат наполнить ванну горячей водой, разогревают вино...