Мой (не)любимый дракон (СИ)

— Уж точно не ради тебя, — спустила её с небес на землю наша эсселин-стерва. — В ваше последнее свидание он и двух часов с тобой не выдержал.

Кареглазка беззаботно хмыкнула:

— Отбор ещё не закончился. Мало ли, как дальше всё повернётся.

Постепенно разговор о Скальде сошёл на нет. Девушки переключились на обсуждение самых именитых придворных красавцев, с которыми уже успели познакомиться за время, проведённое в замке. Алианы предвкушали танцы до самого рассвета. И неважно, с наследником или с рыбкой помельче.

Главное — как следует повеселиться. На людей посмотреть и себя, красавиц, показать.

Я, хоть и не любила эти их средневековые дискотеки, сегодня была тоже не прочь потанцевать. С одним подмороженным драконом, который, кажется, забыл о моём существовании, и наверняка на протяжении всего бала будет сидеть, развалившись в недрах монаршего алькова.

— Грустишь? — Я и не заметила, как Ариэлла поднялась, чтобы вернуться уже с пирожными. Наверное, решила, что рядом с Майлоной они долго не задержатся на блюде, и нужно угощаться, пока ещё есть чем.

Хоть и на пиру, полагаю, умереть с голоду нам не дадут.

— Наоборот, — я встрепенулась, прогоняя грустные мысли, — радуюсь, что этот год закончился.

— В новый год с новыми украшениями? Вернее, совсем без них, — с улыбкой оглядела меня Гленда. — Ты сегодня даже без своей любимой булавки, — отправила в рот половинку пирожного, явно намекая, что я к своей гранатовой брошке питаю чрезмерную слабость.

— Она не подходила к платью.

Если честно, я совсем забыла про украшение-антипривязку. Да и зачем таскать её с собой, если магия всё равно оказалась бессильна против чувства, что пламенным цветком распускалось в моём сердце.

Пировали долго, шумно и с размахом. Как говорится, от души. Над длинными столами, покрытыми блестящими камчатыми скатертями, в которых, будто в старинных зеркалах, отражались отблески пламени, витали головокружительные ароматы. Слуги сновали по залу, забирая опустевшие блюда и тут же на их место выставляя новые: тушёные мидии и прочие дары моря, всевозможные пироги — мясные и рыбные, от одного лишь вида которых текли слюнки. Были здесь и молочные поросята, обложенные печёными яблоками, а также жаркое из перепёлки, поданное в глиняных горшочках. Зажаренные целиком лебеди, украшенные собственными перьями. Ну и, конечно же, дичь помельче, красовавшаяся на столах под самыми разнообразными соусами: острыми, пряными, сладкими. В общем, какими угодно.

Всё было таким вкусным — пальчики оближешь. А если сильно увлечься, их облизывая, то и откусить запросто можно.

Про вино вообще молчу. Оно лилось не реками — низвергалось в кубки водопадами, и стоило опустеть чьей-нибудь серебряной таре, как слуга тут же спешил наполнить её снова.

Не пить в праздничную ночь считалось дурным тоном, но, боюсь, если продолжим в том же духе, танцы закончатся, даже не успев начаться. Мы до них попросту не дойдём. Возможно, самые стойкие — доползут. В тронный зал, где должна была состояться вторая половина праздника.

Я особой стойкостью к алкоголю не отличалась. Ещё от вина, предложенного Рианнон, не успела отойти — голова по-прежнему кружилась, будто детская карусель в луна-парке. И чтобы встретить первый день весны на своих двоих, а не выводя под столом громкие рулады, решила схитрить: когда на меня никто не смотрел, незаметно выливала вино из своего кубка в кубки соседей справа или слева, уже порядком захмелевших. А оставшееся щедро разбавляла водой.

Впрочем, проделывать такой трюк удавалось нечасто, потому что я почти постоянно находилась в эпицентре чьего-нибудь внимания. Уж не знаю, что такого интересного нашёл во мне Его подленькая Светлость Хентебесир, без моего ведома смотавшийся к «папеньке» (чтоб их обоих подагра скрутила!) за благословением. Её блудливое Сиятельство от князя недалеко ушла — тоже на меня пялилась. Да и Крейн регулярно метал в мою сторону, словно ядовитые дротики, взгляды.

Что же касается Скальде… От пристального внимания Его ледяного Великолепия становилось жарко, и головокружение только усиливалось. Я чувствовала, что им замечена, даже на него не глядя. Просто знала, что мужчина, восседавший во главе пиршественного стола, смотрит на меня, пожирая взглядом, будто всего съестного здесь ему было мало. Или оно ему было попросту неинтересно.

Герхильд почти не ел и не пил. Порой отвечал на реплики склонявшихся к нему старейшин. Иногда с отстранённым видом поворачивал голову к подбегавшей эссель Тьюлин. К нам она, кстати, тоже подбегала, чтобы отпустить то или иное замечание: сидеть прямо, есть мало (клевать по зёрнышку), глазками не стрелять, над шутками не смеяться. Разве уж если совсем припечёт, застенчиво улыбнуться, не отрывая от тарелки взгляда. И подняться из-за стола, когда на то поступит разрешение.

Нет, это не отбор — это какая-то муштра новобранцев в казарме. Или колония строгого режима.