Мой (не)любимый дракон

– Была. Вышла замуж за герцога из соседнего королевства, а после брачной ночи выяснилось, что силу мужа она не приняла. К счастью, тальден отпустил ее, не стал удерживать. Хотя у них в Рассветном королевстве это в порядке вещей: превращать несостоявшихся жен в рабынь, – скривилась сплетница, словно кусок протухшего мяса проглотила. Гордо задрав подбородок, заявила: – Это у нас здесь редко какая элири становится наложницей. Наши маги благородны.

– Да уж, святоши.

– Эссель Блодейна так и не вышла замуж повторно. Поступила в услужение к князю Ритерху и воспитывала его дочерей после смерти княгини. Своих детей у эссель не было, их заменили Фьярра и ее сестры. Теперь понимаете, почему она так тревожится за эсселин Сольвер?

– Ну и дела, – протянула я, переваривая откровения служанки. – Блодейна участвовала в отборе, – хмыкнула. – Сложно представить ее кроткой ланью, преданно заглядывающей в глаза жениху.

Может, потому и превратилась в такую стерву. Не сложилась собственная личная жизнь, вот и портит жизни другим. Так сказать, чтобы взять моральный реванш.

Я закусила губу, гадая, спрашивать или не спрашивать. Болтать Мабли любила и явно считала себя непревзойденной рассказчицей. Похоже, мне таки удалось ее разговорить, и сейчас у нее как раз то самое, благоприятное для задушевной беседы настроение. Как бы только не спугнуть своим любопытством.

Ладно, была не была! Попробую – а там видно будет.

– Значит, Блодейна была алианой. А вчера ты назвала ее моркантой. Это что-то означает?

К моей немалой досаде, вопрос так и остался без ответа. В комнатушке, гордо именуемой будуаром, а своими скромными размерами больше смахивающей на прихожую, раздались шаги. Судя по тому, как тяжело ступал вошедший, неожиданным гостем был мужчина.

Напряженный взгляд служанки скользнул по мне, развалившейся в кресле в одной полупрозрачной сорочке.

– Не выходите! – Мабли рванула к двери, растерянно бормоча: – Кто бы это мог быть? Так рано.

Вернулась спустя пару минут. Лицо бледное с пятнами румянца, словно свеклой все утро щеки натирала. Виски блестят от испарины. В глазах тоже что-то искрится. Не то напуганная, не то растерянная. А скорее, все вместе.

– Там… там его великолепие. Хочет вас.

– Ничем не могу помочь.

Вот зачем, спрашивается, притащился, когда у нас с Мабли завязался такой многообещающий разговор!

– Я не то имела в виду, – еще больше покраснела скромница, поняв двусмысленность оброненной ею фразы. – Наследник желает с вами говорить. Скорее! Мне нужно вас одеть. Его великолепие не любит ждать.

Я тоже много чего не люблю. Например, непрошеных гостей. Особенно тех, с которыми… хм, тесно общалась ночь напролет. А теперь сгораю со стыда и ругаю себя последними словами. И видеть его после такого-то сна меня совершенно не тянет! Но не выставлять же его вельможество за дверь?

Поскрипев от досады зубами, принялась собираться.

* * *

Тальден пытался понять, что на него нашло. Что спровоцировало этот приступ никому не нужного благородства. Снять чары с алианы, острее всех откликающейся на его силу? Собственными руками разорвать ту незримую нить чувств, пусть и навеянных магией, что связывала его с девушкой. Возможно, с единственным шансом на спасение. Для него и для всего императорского рода.

Если на нем род Герхильдов прервется, трон унаследует Игрэйт. И тогда этим землям, народу Сумеречной империи останется только посочувствовать.

Скальде рассеянно скользил взглядом по склонявшимся в поклонах слугам, приступавшим к работе еще затемно. Кивал на приветствия редких придворных, сонно, точно сомнамбулы, слонявшихся по просыпающемуся замку. Невольно ускоряя шаг, будто влекомый неведомой силой, шел по коридору, в котором вчера закончилось самое необычное свидание с самой необычной невестой.

Странная девочка. Занятная. Порой смешная. Непонятная.

Загадка.

В первую встречу, в Лунной долине, эсселин Сольвер не вызвала у него ничего, кроме жалости. Во время заключения помолвки он испытал по отношению к ней то же самое. Разве что к состраданию прибавилось еще и раздражение.

Тальден не понимал, зачем силой заставлять дочь обручаться с человеком, которого она так боится. До дрожи в коленях, до сбивчивого, невнятного шепота, больше похожего на блеянье приговоренной к закланию овечки. До слез, что стояли в широко распахнутых от страха глазах во время священного ритуала – проверки на сочетаемость. Когда он держал в своей руке ее дрожащую, холодную ладонь, а она кусала губы, из последних сил сдерживая рыдания.

Наследник был зол на Фьярру за это проявление слабости, за трусость – самое постыдное чувство. Зол на себя, ведь это из-за него она страдала. Зол на ее отца, пожелавшего рискнуть жизнью собственного ребенка в надежде породниться с императорским родом.