Мой (не)сносный сосед

– Не волнуйся, мама ничего не скажет, – я бережно стискиваю маленькие аккуратные ладони Кнопки и иду заваривать нам обоим кофе. Благо о еде можно не беспокоиться, потому что моя предусмотрительная родительница забила холодильник если не на год вперед, то на месяц точно.

Так что вскоре мы неспешно цедим горячий крепкий американо, заедая его домашними пончиками, и наслаждаемся уютной тишиной. И я до сих пор не верю, что с девушкой может быть так комфортно. Что никто не выносит тебе мозг, не требует сверхъестественных комплиментов, не просит Луну с неба или подснежники в январе и даже не заикается о бриллианте в пять карат.

– Ален, ты вообще настоящая? – я невесомо касаюсь губами Васькиного виска и, пообещав купить ей картошки фри с сырным соусом и баночку кока-колы, выскакиваю из подъезда и не ощущаю моросящего дождя. Внутри тепло и спокойно, как не было никогда.

Без лишнего раздражения, которое обычно охватывает меня в очереди, выбиваю заказ, скинув нужные позиции в корзину, и так же неторопливо усаживаюсь на стул у окна. Катаю чек с номером тридцать шесть по столу и внезапно осознаю, что хочу отправиться с Кнопкой в путешествие. Махнуть в потрясающий величием архитектуры Питер и заглянуть на Думскую, чтобы услышать «Бесплатная ром-кола!». Или обосноваться в любимой туристами Праге, подсовывая Аленке кнедлики и трдельники, от которых она все равно не поправится ни на грамм. А, может, улететь на самый красивый остров в Тайланде и жариться под палящим солнцем, наблюдая, как кожа постепенно покрывается медово-бронзовым загаром. Мечта!

Смакуя кажущуюся вкусной идею, я забираю из рук худенькой веснушчатой продавщицы в фирменной кепке бумажный пакет и через каких-то десять минут возвращаюсь домой. Отпираю дверь своим ключом, не желая тревожить моих женщин, и натыкаюсь на три пары грубых армейских ботинок. Отчего ледяной холод тугой спиралью сковывает грудь, и я на пятой космической мчу в кухню – туда, откуда доносится громкая мужская речь.

– Лежать! – резкая команда набатом ударяется в барабанные перепонки, и я распластываюсь по полу раньше, чем мозг начинает соображать. Удерживаю на весу Аленкину картошку с колой и, приподняв подбородок, понимаю, что дошел до кондиции «убивать». Потому что обстановка в моей квартире царит мирная, никто никого арестовывать не собирается, а высокие крепкие парни радостно потягивают чай из больших кружек и в немереных количествах поглощают мамины пирожки с печенкой.

– Ну, ты и козел, Лось, – смачно выплевываю в лицо широкоплечему амбалу и, поднявшись, передаю Кнопке пакет с ее вредными вкусняхами.

– Соблазн был слишком велик, – разводит руками довольный, как слон, Лосев и машет перед моим носом пузатой бутылью отменного коньяка. – Довлатов тебе извинения передал.

– С чего вдруг?

– Ну, так Катька призналась, что не ты отец ее ребенка…

Бойцы особого назначения оглашают стройным гоготом мою просторную кухню, кажущуюся сейчас тесной, мама удивленно ойкает и роняет пустую миску на ламинат, а Аленка виновато прикусывает нижнюю губу и переключается на спасительный Макдональдс, с удвоенным усердием обмакивая ломтик фри в сырный соус. Ну, а я победоносно ухмыляюсь и нагло забираю у Лося стакан с кофе.

– Говорил же, здесь обошлось без моего участия.

Глава 28

Алена

— Тебе надо направить энергию в другое русло. Вот как

насчёт танцев? Ты хочешь научиться танцевать?

— Я хотел бы станцевать... на могилах своих врагов!

(с) м/ф «Рик и Морти».

– Будет обижать – звони, – проведя ладонью по кудрявящимся светло-русым волосам, лукаво подмигивает мне амбал-Лосев и пытается вложить в ладонь клочок неизвестно откуда выдранной бумаги с впопыхах накарябанным номером телефона. Правда, подобная попытка вызывает у задвигающего меня за спину Филатова крайнее недовольство.

– Ты берега-то не путай, Валера. Без твоего участия разберемся, – в один миг показная вальяжность слетает с Ванькиного лица, и сосед превращается из расслабленного шутника-балагура в пещерного человека, готового огреть конкурента дубиной по голове.

А я исподтишка наблюдаю за этим ярким проявлением инстинкта собственника и чувствую, как в груди зреет большой пушистый ком тепла. Неприкрытая мужская ревность бальзамом проливается на мою самооценку и заставляет думать, что Ивану я небезразлична настолько, чтобы он заявил об этом всему миру вообще и одному нагловатому омоновцу в частности. И мне до одури хочется верить, что присутствие Агаты Павловны в коридоре и наш с Филатовым договор здесь больше не причем.

– Спасибо, но мы, и правда, как-нибудь сами, – я обвиваю руками Ванькину талию и утыкаюсь носом в его свитер, пропахший неповторимым древесным ароматом и все той же свежестью.