Мой (не)сносный сосед

– Я это не надену, – досадливо хмыкаю и откладываю в сторону кисти для теней, прощаясь со свободным посещением и отчетливо понимая, что я скорее запутаюсь в этом наряде, чем нормально исполню свою партию.

– Мое возьмешь, – командным тоном заявляет появившаяся будто из воздуха фея-крестная Зорина и усаживается на подоконник, демонстративно потирая лодыжку и горестно вздыхая. – Я на сцену не выйду.

– Лиля-я-я!

– Что, Лиля?! – резко обрывает голосящую Злату блондинка и чуть ли не по слогам произносит: – я ногу подвернула, Васильева меня заменит. Вопросы?

Судя по лицу Шанской, сравнявшемуся цветом с ее волосами, вопросов у культорга вагон и маленькая тележка. Но все они остаются невысказанными, потому что в девушку врезается массивная вешалка с половиной гардероба нашей немаленькой труппы, и огненно-рыжая макушка исчезает под ворохом рюшей и сатина. И мне, признаться, глубоко наплевать, выберется из этого завала Злата или нет.

– Карма, – равнодушно пожимает плечами Зорина и, как ни в чем не бывало, грациозно спрыгивает на пол и с легкостью исполняет двойной пируэт. – С удовольствием посмотрю на тебя из зрительного зала, Кнопка.

И вот я стою у края кулис с лихорадочно бьющимся сердцем, торопливо вытирая вспотевшие от волнения ладони о подол платья, и до подкашивающихся коленей боюсь не оправдать возложенных на меня девчонками надежд. До крови прикусываю нижнюю губу и на миг прикрываю подрагивающие веки, представляя заученный наизусть рисунок танца.

А потом по залу разливается усиленная аппаратурой ритмичная мелодия, и все сомнения разбиваются в пух и прах. Исчезают в небытие придирки Шанской, пропадают в бермудском треугольнике злые шепотки завистниц из последней линии, кажутся несущественными висящие с академа долги. Есть только ослепительные софиты, благодарные зрители и сливающаяся в единое целое с быстрым агрессивным битом я.

В моей Вселенной номер проносится, как один миг, и мне даже жалко от того, что все так скоро заканчивается. Я готова плясать до упада, стирать ноги в кровь и стаптывать до дыр кроссовки, лишь бы чувствовать этот прилив адреналина и качаться на волнах чистейшей эйфории. И мне плевать, что огнем горят легкие и кружится голова, потому что несмолкающие аплодисменты бодрят лучше любого энергетика.

– Вау, – я не сразу замечаю пробравшегося за сцену Филатова, но, выхватив его взглядом из толпы, спотыкаюсь и стремительно краснею. Кожей ощущая его восхищение, одобрение и нечто, очень похожее на… любовь?

И я не успеваю толком разобраться в своих ощущениях и распробовать их на вкус, отвлекаясь на традиционный букет лилий в руках у одетого с иголочки Мельникова. Еще немного, и на эти цветы у меня разовьется жесточайшая аллергия!

Глава 29

Иван

Если человек теряет голову, то не все ли равно,

много ли в ней чего было или вообще ничего нет?

(с) «О любви», Михаил Веллер.

Я не раз видел, как Кнопка выступает в «Чернилах», собирая восхищение искушенной публики далеко не последнего по популярности в городе клуба. Я украдкой наблюдал, как она пританцовывает, стоя у плиты или вытирая пыль с комода. Но сегодня в универе творится нечто совершенно другое – то, что хочется назвать магией.

Возможно, дело в огромной полутемной сцене и талантливом мальчике-осветителе, мастерски акцентирующем внимание зрителя на той или иной артистке. Быть может, виновато струящееся лазурное платье, повторяющее плавные изгибы Аленкиного соблазнительного тела. Но я не могу оторваться от изящной хрупкой фигурки, дышу через раз и ревную Васильеву не то что ко всему живому – даже к не слишком удобному темно-красному креслу.

Наверное, из-за этого едкого чувства, затапливающего сознание, я и спешу протиснуться за кулисы, чтобы как можно скорее прикоснуться к своему божеству и убедиться, что она не мираж в пустыне и не галлюцинация моего воспаленного мозга.

– Вау, – я роняю на выдохе, наслаждаясь блестящими торжеством голубыми глазами. Хочу дотронуться до раскрасневшихся девичьих щек и впиться собственническим поцелуем в тронутые бордовой помадой губы. И чего я точно не намерен терпеть – так это замершего в десяти шагах от меня ботаника, едва не раздевающего Кнопку взглядом. 

Пальцы сами сжимаются в кулаки, адреналин ударной дозой впрыскивается в кровь и мне до зубовного скрежета хочется запихать облезлый веник Мише Мельникову в глотку. Предварительно сломав упертому отличнику пару ребер и, вероятно, свернув челюсть на бок. Чтобы даже самый талантливый травматолог не смог ее вправить.

И я делаю два широких шага навстречу неприятностям, наплевав на то, как нелепо в атмосфере всеобщей радости будет смотреться мордобой. И даже успеваю отодвинуть со своего пути замешкавшуюся блондинку, перед тем, как Аленка молнией срывается со своего места и виснет у меня на шее, смешно болтая ногами. Отчего я вмиг теряю весь боевой настрой, превращаясь в помешанного на Ваське идиота, причем избирательно слепого. Не видящего ничего, кроме одной девчонки, вокруг!