Мой неверный муж (СИ)

Мы не нашли. Кажется, Европа уже не та. Но я не могла и не хотела останавливаться. Я точно не забеременею, а Паша — сто процентов чистый ниже пояса. И не только там. После купания в Москва-реке приходил ко мне на чек-ап: я теперь знала о нем все — здоровый породистый жеребец. Таким можно и нужно оставлять потомство.

— Поленька, ты мне доверяешь? — спросил, стягивая джинсы, с агрессивной жадностью оглаживая мои бедра, задевая возбужденные складки внизу. Я стонала свое согласие, особенно громко, когда губами начал ласкать внизу. — Я хочу услышать, девочка. Скажи мне, — Паша полностью обнаженный накрыл мое тело, дрожал от едва контролируемого возбуждения. Руки перетянуты жесткими напряженными мышцами. Я могла сейчас сказать «нет», и он бы остановился. Не стал бы заставлять или брать силой, с трудом, но сдержался бы. Но я этого не хотела. Я хочу жить, а с ним я живая.

— Доверяю… — вцепилась в его плечи, ногами обвила поясницу и выгнулась на встречу мощной наполненности. Его руки были везде, его губы были везде, он был во мне, абсолютно и полностью, без полумер и неуверенности. В моей жизни сейчас эпоха перемен и неясности, но я точно знала, что хочу быть здесь, с этим мужчиной, под этим мужчиной.

Оргазм прошиб тело, вырывая глубокий грудной стон. Все, чем баловались последние несколько недель, по ощущениям взрыв маленькой петарды, а сейчас мощный фейерверк. Как в ночь Алых парусов над Санкт-Петербургом.

— Поля… — Паша не выходил из меня, хотя тоже закончил. Что-то шептал: едва уловимое, но уже по звукам приятное. Целовал, ласкал, баловал мое тело. Боготворил женщину во мне. Совершенно обычную, земную. До раннего утра боготворил…

— Нужно идти, — не хотя произнесла, вяло выбираясь из-под одеяла. — Скоро утро, Паш, — он снова затаскивал меня обратно, не хотел отпускать.

— Можно я никогда тебя не отпущу? — шепотом на ухо, обжигающе горячо. Я только улыбалась и в блаженстве прикрывала глаза. Только за окном светало, нужно бежать. Я не Золушка, но и мне пора, и желательно полностью одетой. — Давай хоть провожу до дома?

— Не нужно, — мягко отказалась. — Давай не будем пока афишировать…

Я поднялась и прошла в ванную. Хотелось нежится в постели, уснуть в теплых объятиях, проснуться в них же. Но нужно успеть домой, дети могут подняться рано, а мне жизненно необходимо хотя бы пару часов поспать. Если вчера я тихо умирала, то сегодня начала медленно оживать. Я попрощалась и отпустила папу. Марата тоже окончательно отпустила. И простила. Да, именно так. Плохого ему не желаю. Он отец моих детей. Пусть и ее ребенку будет достойным родителем.

В люксе было биде, поэтому тратить время на полноценный душ не стала. Дома уже. Я оделась и осмотрела себя в зеркало: шальной взгляд, зацелованные губы, растрепанные волосы. Меня пронзило чувство дежавю: ранним холодным утром я так же смотрела в зеркало — потухшая, испуганная, умирающая. Растоптанная жестким предательством любимого человека. А сейчас живая: в чем-то прежняя, но совсем другая. Теперь точно да. Я полностью обновленная.

— Спишь? — одевшись, вернулась в спальню. Паша лежал на животе, обхватив подушку и улыбаясь во сне. Я присела, погладила курчавую голову, спину мощную. Он тут же среагировал на ласку и обвил мою талию:

— Не уходи, останься…

Еще минут десять я пыталась выбраться из его объятий. Смогла, но с серьезным внутренним сопротивлением.

Лифт спускал меня с небес на землю неумолимо. Двери распахнулись, я практически шагнула, но уперлась в… Марата. Отчего-то испуганно попятилась: мне не нравилось, как он смотрел и выглядел: глаза красные, взгляд размытый, а крепкий запах алкоголя волнами исходил и заполнял кабину, как и почти осязаемая агрессия.

— Пропусти! — взяла себя в руки, обойти пыталась, но Марат не дал. Он не выпустил, а когда лифт остановился на седьмом этаже, потащил меня к какой-то в номер. — Не смей!

— Так ты отца оплакиваешь, да? — захлопнул дверь. — Я все это время никого, а ты!

— Я тебя не просила об этом! — бросила в лицо. — Верность нужно было раньше хранить! Теперь это неактуально.

— Я все еще твой муж!

— Муж?! — рассмеялась битым стеклом. — Ты перестал им быть, когда залез на свою восторженную деву! Тогда ты меня потерял. Ровно тогда!

— Ну ты же не такая! — яростно крикнул. — Ты же не шлюшка, Полюшка, — едко выплюнул, наступая на меня, лихорадочно скользя глазами по телу. Я инстинктивно пятилась, пока не уперлась в стену. Марат схватил меня за горло, крепко: не давил, но мне никогда не было так страшно рядом с ним. Он не только меня потерял, но и себя самого…

Пригвоздил бедрами и как сторожевой пес обнюхал.

— Убью, — сжал крепче. — Из-под него вылезла… Сука… — яростно сквозь зубы.

— Марат! — крикнула, когда дернул ворот блузки, буквально разрывая на пополам тонкую ткань, затем окаменела. — Не смей… Не смей…

Я ничего не могла сделать, даже когда разорвал тонкую ткань лифчика и грубо сжал грудь.