— Ему, значит, можно, а мне нет? — и столько злости в глазах. Я совсем Марата не узнавала. — Может, ты и спираль сняла? Чтобы залететь от него и меня окончательно размазать, м? — зло заявил и полез ко мне в трусы.
Меня отпустило. Я забилась в его руках: царапалась, лягалась и кусалась. Когда он коснулся меня внизу, стащив джинсы, я снова стала маленькой девочкой, которую пытались заставить сделать плохое. Она плакала во мне и ждала папу. Но папа больше не придет. Его нет. Он умер. Но и я не маленькая, и я знала, что делать.
Марат прижался губами к моей шее, а я нащупала на стене какую-то рамку, подцепила и сорвала, затем обрушила на голову мужа. Непросто бывшего, а ненавистного. Своим поступком он растоптал все светлое, что оставалось к нему.
— Ох… — Марат отшатнулся, а я сползла по стене на пол. Рамка разбилась, на полу острое стекло, и ничего больше не осталось. Одни осколки…
Марат дотронулся до темных волос — на пальцах кровь. Мне было плевать, а ему?
— Полина, — бросился ко мне. Кажется, бешеная ярость отступила, пришло отрезвление. Жесткое похмелье. — Господи… Полина, господи… Прости…
— Уйди, — дернулась и вжалась в стену. Нет, я не хотела его прикосновений. Они кислотой жгли. — Уходи!
— Поля, прости, я не знаю, что нашло на меня. С ума сошел… Прости…
— Да ты можешь просто исчезнуть?! — крикнула я. — Видеть тебя не могу! Ненавижу! Что мне сделать, чтобы ты отстал? В окно выйти, чтобы наконец избавиться от тебя?! — выкрикивала жуткие вещи, но сейчас я именно так чувствовала. Марат отшатнулся, огляделся потерянно, и я опустила голову, пряча взгляд в коленях. Пусть исчезнет, или я пропаду…
Ушел. Дверь тихо щелкнула.
Я подняла голову и откинулась спиной в стену. Тупо сидела и смотрела в точно такую же. В разорванной одежде, на осколках некогда счастливой жизни, с сухими глазами и потерянным взглядом.
Да, наверное, Марат прав: у меня отца сегодня похоронили, а я к мужчине побежала. Потому что плохая дочь, плохая жена, плохая мать, совсем не королева. Просто женщина. Тоже, скорее всего, очень плохая. Какой-то порочный, замкнутый круг. Едва глотну воздуха, и меня снова засасывало под лед. В ужасное состояние невосполнимой потери: мужа, отца, семьи. Я хотела выдохнуть, переступить, пойти дальше, но меня силой возвращали на исходную позицию. Неужели я теперь всегда буду откатываться назад к обреченному страданию обманутой жены? Я хотела забыть, отпустить, простить, но Марат не давал. Неужели такая моя участь? Плата за то что когда-то выбрала этого мужчину. Мужчину, которому легче дать, чем объяснить, что не хочешь. Получается, мне снова нужно дать ему? Себя отдать? Или позволить разорвать, пока ничего не останется… Я не знала. Я снова потеряна в безысходности. Внутри опять хозяйничала великая обреченность: хотелось спрятаться где-нибудь за плинтусом и умереть там же.
Я кое-как поднялась, натянула джинсы, блузку собрать пыталась, болтавшийся лифчик тоже. Плевать. Пусть так. Это состояние моей души: обнаженная изнанка сердца.
Я выползла в коридор, как вор или проститутка, чтобы никто не видел. Мне было стыдно. Я себя стыдилась. Того, что попала в такую ситуацию. Где-то я ошиблась, но я не могла понять, когда именно. Насколько давно это произошло?
Лифт приехал практически сразу, я не глядя шагнула. Проехал два этажа и остановился:
— Поля?
Подняла пустые глаза. Паша. Футболка, шорты, кроссовки — наверное, на пробежку собрался. Вот у него жизнь, да. Свободная, яркая, мужская. Это мы, женщины, существовали, чтобы им подчиняться и прогибаться. Прощать, терпеть, истинную женскую мудрость передавать сестрам и дочерям. Мужчины так решили, а общество им поддакивало. Мне стало тошно ото всех…
— Поля… — взгляд хаотично метался от моей разорванной блузки, хотя я и пыталась прикрыться. — Он? — клацнул челюстью и стянул с себя футболку, прикрывая меня. — Бля-ядь!
— Не нужно, — вяло отвернулась и потянулась к кнопке лифта.
— Полина, — Паша поймал мою ладонь и повернул внутренней стороной. Кровь. А я и не заметила. Порезалась, значит. Сейчас? Или давно? Сколько еще будет сочиться и кровить? Наверное, пока с раны будут срывать корочку и сыпать солью. Паша закрыл меня собой, когда в лифт на первом этаже вошла пара горничных, затем нажал наверх.
— Мне домой нужно…
— Не сейчас, — ответил хрипло. — Не так.
Он на руках занес меня к себе в номер, сразу в ванную. Молчал. Я тоже не хотела говорить. Включил горячую воду в душе. Начало парить и расслаблять. Я готова была в обморок упасть.
— Я осмотрю тебя и раздену, ладно? — взял мое лицо в свои ладони, смотрел прямо в глаза. — Клянусь, ничего не сделаю, Полина.
— Он не сделал, — ответила без лишних эмоций и скинула рваную блузку и лифчик.
— Не сделал… — повторил Паша, касаясь моей шеи, пальцами обводя что-то. Следы мужской ревности? Любви безумной? Вот она, значит, нынче как выглядит…