Мои останкинские сны и субъективные мысли

- Эльхан, ты меня узнаёшь? Я Андрей Куницын. Мы с тобой на НТВ вместе работали. Помнишь?

- Не очень,- соврал я.

- Ну, ладно, - мягко и дружелюбно ответил мне тем же голос ведущего программы «Очная ставка». – А у вас точно бензина нет?

- Нет, бензина нет. И других горючих материалов тоже. Есть только зажигалка.

- А где вы проводите свою акцию? Я так понял на 13-м, но где – мы найти не можем.

- «Мы»?

- Ну, да. Я тут с оператором – хотим снять дверь вашей редакции.

- Да пожалуйста, - «поверил» я. - Комната № 13-18. Это же редакция программы «Участок». Я думал, все уже догадались.

И только после такого ориентирования наше месторасположение было обнаружено.

Минут через пять во входную дверь стали ломиться – громко стучали, дёргали за ручку, пытались сломать. Потом снаружи раздались два вопля. Мы тогда этого не знали, но, рассказывают, это был сам Константин Эрнст – не выспавшийся, рано покинувший постель, небритый, даже не принявший утренний душ. Ну, хоть раз пришёл вовремя на работу. Как обычный пролетарий.

Правда, мне верится с трудом. Но говорят. Говорят ведь.

Уже половина одиннадцатого. Олегу на мобильный постоянно названивает гендиректор ТТЦ Михаил Шубин.

- Эльхан, он утверждает, что из-за нашей забастовки Телецентр остановит работу, вещание прекратится на всю страну.

- Ну, и отлично! Вся страна нам спасибо скажет.

- Я не шучу. Этот Шубин говорит, что нас тогда посадят.

Тут у нас с сообщником происходит спор – ведь мы договорились, что все решения принимаем сообща.

- Дружище, ты действительно веришь, что они остановят работу Телецентра?!

Через мгновение сам едва не поверил подобному обману.

- Эльхан, это я, я, родной.

- Кто это? – не узнаю голос.

- Я, я – Андрей Куницын.

- Ааа. Говори.

- Я тебе по секрету хотел сказать. Здесь готовят силовую операцию.

- Ну и?

- Уже прибыли спецподразделения. Они уже здесь всё заняли. А на крыше видел снайперов. Так что вам, наверное, надо выходить. То есть не «наверное», а надо выходить. Мы на НТВ так за вас переживаем, дорогой.

Силовую операцию я предполагал. Но со снайперами меня удивили. Хотя от них всего можно ожидать.

- Алё, алё. Эльхан, ты пропал, - нарушает мои размышления ведущий программы «Очная ставка».

- Андрей, что же ты с телефона Поповичева мне звонишь?

- А это Евгений Владимирович дал позвонить. Вернее, посоветовал. То есть я у него телефон попросил. Понимаешь, началась эвакуация всего Телецентра.

В последнее не верится. Но снайперы не вылезают у меня из головы. У Ксеркса снайперов не было. Это нечестно.

И для этих главное – «картинка». В одиннадцать наша онлайн-трансляция прекращается – на нашем этаже отключили электричество. Батарейки у ноутбука Олега тоже старые, уже год не держат энергию. Им повезло, что у нас бюджет маленький. Мы же не Первый канал.

- А если штурм будет? – наталкиваюсь на вопрос коллеги.

- Ага. Как в Беслане, - ухожу я от неприятного мне ответа.

- А вдруг?

- Да не пойдут они на это!

Но в том, что выстраивает Олег, логика есть.

- Для нас что главное – чтобы мы сегодня вечером у себя дома были, а не в СИЗО. А наша акция уже дала результат – мы о своём протесте заявили. Мне из Госдумы депутат Николай Коломейцев звонил. Поддержал нас. Говорит, что в парламенте будут сегодня наш вопрос обсуждать. Потом. Сейчас левые молодёжные организации пикет провели перед Останкино – в знак солидарности с нами. Смотри, сколько коллег звонило! А сколько людей вдохновилось нашей акцией!

Из-за двери снова раздались крики. «Ну, ребята! Вы подставляете нас! Мы же ни при чём. Я обещаю как мужчина!» и пр. Это последние десять минут периодически надрывается наконец-то приехавший гендиректор Шубин.

- Михаил Маркович, ну, сейчас ответим! Ну! Потерпите, ну! – жёстко бросает Олег «Хозяину Останкино», обернувшись и заглянув вглубь коридора.

Меня этот жест развеселил – в чём-то коллега прав. Потому что снаружи наступает послушная тишина.

- Ну, ладно. И на этом тебе спасибо!

- Чего? – не понял Олег. – Пошли!

- Ну, пошли…

И мы стали разбирать наши прекрасные качественные – непокорённые! – баррикады.

Весь тот день Первый канал хранил молчание. Да, целый день. Никаких комментариев. Руководство, пресс-служба отказываются общаться с журналистами – трубки бросают, грубят, обвиняют. «Первый канал произошедшее не комментирует!»

Начальство попряталось в кабинетах и проводит совещания. Бесконечные совещания. Что можно так долго обсуждать? Да они понять не могут. Мол, как это так? кто-то взбунтовался? это же рабы! они голоса не имеют! невозможно, чтобы кто-то из них по собственной воле какие-то акции проводил! не-воз-мож-но!!! что нам делать-то теперь, а? может, их с НТВ подговорили – ну, конкуренты нас так подставили? да нет! может, их западные спецслужбы наняли, а? сами? сами? не-воз-мож-но!!!

Сидят эти начальники друг напротив друга, ругаются, выясняют – как мы на Первый канал попали? кто нас туда привёл? Каждый себя выгораживает.