Мои останкинские сны и субъективные мысли

- Мне это неинтересно! – предсказуемо заскучал гендиректор «Останкино», когда Олег стал рассказывать о нормах ТК и ГК. – Я вас не понимаю. Как вы могли на такое пойти?!

Потом с надеждой посмотрел налево от себя – на Поповичева и штатских. Те молчали и с интересом нас разглядывали.

- Если все будут так протестовать из-за увольнения, то… - испугался и судорожно поёжился Шубин. – То… Это же... Вот, у меня тут были многочисленные увольнения. И что?! Протестовать им всем надо было, что ли?! Или вот у Евгения Владимировича (Поповичева – Э.М.) – уволенные у него милиционеры должны захватывать Останкино? Да, Евгений Владимирович?

Полковник не отвечал, и Олег помечтал вслух:

- Вот если бы все протестовали, то в России не было бы такого издевательства над Трудовым кодексом! Над законом!

- Я вас не понимаю! – повторил Шубин и задумался.

Он сомневался. Он не понимал!

Я повторяюсь, но главное, что тревожило тогда многих – на Первом канале, «силовиков», руководство ТТЦ, некоторых коллег – кто за нами стоит. В их системе координат – протесты, митинги, пикеты, голодовки могут быть только заказаны, оплачены своими или врагами. Вот, например, Михаил Шубин – он привык к другим способам жизнедеятельности. Обычный строитель, удачно втёрся в газпромовскую тусовку, которая его везде двигает – вот, сделал генеральным директором ФГУП «ТТЦ «Останкино. Вот это – да, успех. Это круто. Это умно. Благоразумно! «А этих ребят, - наверное, думал в тот момент удачливый тяжелодум, – или подговорили те, кто хочет моё место занять, на моём кресле сесть, или спецслужбы какие-то учения проводят! Но ведь не похожи! А чёрт его знает!»

- Я вас не понимаю! – повторил вслух Хозяин Останкино.

- Поверьте, на эту акцию мы пошли самостоятельно, - устал я от этих неприятных рефлексий. - Хотя… Можете верить, а можете – нет.

У начальника малодушно вздрогнули брови. Он осторожно стал подбирать к нам ключи. Начал с пряника.

- А вы знаете, кому вы обязаны мирным разрешением конфликта, а? Вот, - показал он рукой на сидевшего напротив полковника. – Это он удержал службу безопасности Первого канала от штурма!

- А они готовили штурм? – сыронизировал я – больше над собой, потому что вспомнил про «снайперов на крыше Останкино» и про свою нетвёрдость.

- Да, они хотели выломать дверь кувалдой.

- Ну, это у них не получилось бы, - засмеялся Олег. – Не прошли бы!

- А давайте вы не будете смеяться! - резко выпалил Шубин.

- А давайте вы, наконец, прямо скажете, что вы хотите от нас! - ещё резче и грубее отбился я.

Это тоже была проверка. Первая. Шубин пропустил выпад.

- Хорошо! Хорошо! – он миролюбиво поднял руки, раскрыв ладони без мозолей. - Давайте так. Про эту акцию – молчок! Никому!

- Как так?

- Ну, будут спрашивать, а вы говорите: «Никаких комментариев!» Не было, мол, ничего такого. Шутка чья-то. Ну, не комментируем и всё тут!

- И?

- И уладьте ваши разногласия с Первым каналом полюбовно. Извинитесь. Покайтесь!

- Что?

- Покайтесь!

- Но с нами никто не хочет разговаривать! – возмущенно выкрикнул Олег. - Эрнст не будет этого делать! Договариваться с нами! Как же!

Шубин уселся удобнее в кресле, приподнял подбородок и толкнул речь:

- Константин Львович Эрнст не такой человек! Многие о нём плохо думают. А он ведь такой… хороший. Прекрасный журналист! Прекрасный начальник! Один из лучших менеджеров в России. И очень добрый! Я думаю, ему тоже не нужна шумиха. Видимо, его подставили какие-то его подчинённые. Потому что сам Константин Львович Эрнст – справедливый! Вот и я думаю, он попытается с вами решить этот спор.

- Я в этом сомневаюсь, - прокомментировал я как последнюю мысль, так и всю речь Шубина.

- Так вы не согласны?

- Я не буду врать, если будут спрашивать о моей начавшейся акции.

И тут гендиректор ТТЦ попытался использовать кнут. А я устроил вторую проверку «Хозяину Останкино».

- Обещайте, что будете молчать!

- Если дам слово – должен буду сдержать. Такого слова я не дам!

- Вот, я вижу, что Эльхан не согласен, а с Олегом можно говорить серьёзно! – стал играть непутёвый дипломат-геополитик Шубин. - Эльхан, можешь вернуться! Иди, возвращайся туда – опять баррикадируйся и протестуй. Пусть с тобой служба безопасности разбирается…

- Мы с Вами уже на ты? – мягко спросил я, продолжая свою проверку.

И Шубин взорвался. Я дождался, наконец, когда он покажет своё лицо бурбона.

- Да вы меня не знаете! Если со мной захотите воевать, вам мало не покажется! Меня называют «Бульдозер». Я – Бульдозер! Потому что я всех крушу! Всех, кто у меня на пути стоит!..

«Да, Кристина Орбакайте тоже заявляла, что она когда-то была ёжиком – «хороший зверёк, но с иголочками», - подумал я. Но потом, ещё раз взглянув на Шубина и прочитав на лице главы ТТЦ невербально передаваемую им информацию, почему-то вспомнил про «Бульдозерную выставку» 74-го года в лесопарке Беляево – перед глазами промелькнула много раз описываемая картина «Бульдозер тащит повисшего на ковше художника Оскара Рабина». Что же им так эта машина нравится, а?..

- Послушайте, - позвал я его кротко – почти нежно.