Читаем Мои останкинские сны и субъективные мысли полностью

Я вначале ничего не понял – в этот момент общался по телефону с одним из коллег. Оказалось, это и есть гендиректор ФГУП «ТТЦ «Останкино» Михаил Шубин, а бумажка – написанная от руки расписка в том, что он, как официальное лицо, не имеет к нам ни финансовых, ни юридических претензий за произошедшее. Об этом Олег с ним договорился.

- А Мирзоеву общение с журналистами важнее, чем с нами, да? – жалобно прокомментировал мой телефонный разговор человек, которому нравится, когда его за глаза называют «Хозяин Останкино». – Можно, Вы отключите пока мобильные, мы обсудим кое-что, а потом – сами решайте? Пожалуйста, а?

Выходим.

Рядом с Шубиным стоит главный останкинский милиционер – Евгений Поповичев. В форме. И ещё какие-то люди – в штатском. Коридор на 13-м этаже пуст, но в самом его конце, у лестничной площадки, столпились какие-то люди и с интересом смотрят в нашу сторону. Значит, эвакуацию здания, даже этажа не проводили. Или же проводили, но как всегда.

Но больше всего мне запомнился другой человек из встречающих. Обычный работяга, с простой внешностью россиянина, зарплата которого уже многие годы не намерена наполнять московскую продовольственную корзину. Ещё его вид говорил: дети у него взрослые, да к тому же не родные, жена вечно пилит; одна радость в жизни: бутылочка пива – вечером, и дачка – летом.

Его я увидел последним – он стоял позади всех. И когда мы направились к лифту, человек этот шёл впереди, но пятясь задом – сохраняя дистанцию в три метра, не сводя с нас пристального взгляда. Особо он уделял внимание мне – прямо в глаза впился. Помню эту сцену, словно смотрю замедленную съёмку.

На нём была куртка пожарного; специальная каска на голове. И ещё брандспойт в руках – массивный, блестящий. Крепко сжимал он этот металлический наконечник, направив в нашу с Олегом сторону, как обрез: на кого из нас двоих смотрел – на того и наводил. А вот другой железный конец шланга, подсоединённого к брандспойту, валялся у человека в ногах, волочился, одинокий, пустой, жалобный, за ним по полу.

Да. Лицо этого человека выражало крайний испуг. Но и крайнюю монументальную серьёзность – как у натурщика, с которого скульптор высекает памятник. И ещё одну мысль – «Ну, приказали, вот я и пошёл!» Однако в тоже время чувствовалось – со страха он готов совершить подвиг. Если скажут. Прикажут. С таким лицом и совершают героические поступки.

Наверное, он собирался тушить нас одним своим видом! От этой мысли мне стало смешно, я пытался это скрыть и так и не узнал, кем он был – может пожарный, а может особенный сотрудник ТТЦ. Даже имени его спросить не успел…

- Сегодня весна наступила. А вы тут...

Напротив нас сидел Поповичев и люди в штатском. Во главе огромного прямоугольного стола – Шубин. А мы – справа от него: я рядом с ним, Олег – подальше.

Здесь всё было большое.

Кабинет у гендиректора ФГУП «ТТЦ «Останкино» чрезвычайно просторный. Тут поместились бы три очень больших начальника или целый ньюсрум федерального телеканала.

И кресло у гендиректора ФГУП «ТТЦ «Останкино» огромное, пропорциональное помещению. Оказавшись в нём, Шубин стал вести себя соразмерно – потихоньку приходил в себя. Родные стены.

Принесли чай.

- Вот какая погода на улице, - повторил сообщение хозяин кабинета. - Солнышко! Тепло. Первый настоящий весенний день. А вы тут…

- А мы тут свои права защищаем! - начал я.

- Ну, ладно, ладно. Вот чаю выпейте. Печенье не хотите?

- У меня голодовка. А курить тут можно?

- Конечно. Конечно, - он заулыбался и кокетливо пододвинул ко мне пепельницу. - Вам можно.

Шубин чего-то он нас хотел и пытался с нами договориться по-хорошему.

- Мы же видим – вы нормальные парни. Давайте сделаем так – забудьте про вашу акцию! Про бензин, про самосожжение.

- То есть? - удивился Олег. – Мы же сказали, что бензина у нас нет.

- Да, да. Конечно. Я не об этом. Ммм… Это самое. Эээ… Вы же нас подставили! Мы – ТТЦ – посторонние в вашем споре с Первым каналом.

Тут Олег влез с этим человеком в ненужный спор. Стал рассказывать о том, как провели наше увольнение. О том, что мы были слишком неудобные работники – потому что имели и высказывали своё мнение. Что в стране главное – не желание работодателя, а установленные ТК процедуры и нормы трудовых взаимоотношений. А ТК – это закон! И закон разрешает нам защищать свои гражданские права. А наше рабочее место – редакция в Останкино, а не Чистопрудный бульвар или стадион «Динамо»...

Коллега, конечно, был прав. Но, думаю, это не заботило Шубина – человека с репутацией самодура и самодовольного хама. Правда, трусоватого. Настоящее олицетворение Системы. Хама с теми, кто, по его мнению, слабее. И раба того, кто сильнее – по его мнению, в его системе иерархических ориентиров. Шубина ненавидели его собственные сотрудники – настолько, что сливали нам негативную информацию о своём начальнике. Сами выясняли номера наших телефонов, звонили и помогали – когда осенью 2009 года у нас с ТТЦ началась тяжба. Лишь бы как-то отомстить своему шефу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное