Мои останкинские сны и субъективные мысли

В 8:30 местное руководство узнало про акцию. Ещё полчаса все ковыряли в носу и чесали затылки – это нормальная, естественная реакция любых «силовиков». Потом они приступают к тому, что в рапортах называется «предприняты меры по проверке поступившей информации». Как рассказывали коллеги из Останкино, 18 марта это выглядело так: несколько милиционеров носились по Телецентру, выбегали на улицу – говорят, один из них минут двадцать что-то искал в Останкинском пруду, а потом стал бегать вокруг него – и приставали к сотрудникам, к прохожим со следующими вопросами: «Людей с бензином не видели?», «Из ваших коллег, друзей или близких кто-то голодовку объявлял?», «Почему ты на меня так странно посмотрел?», «А у вас в комнате есть запас воды?», «Ты поддерживаешь Лимонова [16] ! Я тебя знаю!», «Вы тоже пришли на демонстрацию?», «Идите домой. Останкино гореть будет!», «А вы можете мне помочь посмотреть на (!) интернет, а?»

Один знакомый милиционер рассказывал, что несколько его сослуживцев собрались в местном отделении перед радио и телевизором – мол, вдруг там скажут, в каком месте Телецентра мы с Олегом находимся…

Как всегда при кризисе, в тот день рынок услуг в Останкино пережил скачок цен. Одного приехавшего из-за нашей акции к Телецентру фотокорреспондента столичной газеты сотрудник милиции на входе не соглашался впускать без пропуска менее чем за 300 рублей. Другому повезло – ему проникновение в здание стоило 200 рублей, хотя сначала стражи порядка просили 500.

Приблизительно, в половине десятого руководство местной милиции и службы безопасности посетило отчаяние. И лишь в 9:55 утра «силовики» решили звонить пожарным.

Мы никого не заставляли – противоположная сторона сама (!) принесла в суд официальное заключение из МЧС – подписан начальником 6 отряда ФПС России по г. Москве Сыченко С.Б. Мол, сообщение поступило в 9:55, а «отмена вызова произошла в 11:11 по результатам проверки помещения». То есть час и шестнадцать минут!

Даже если считать так называемый «режим ЧС» с 8:00, то до 11:11 – всего три часа и одиннадцать минут.

Сами принесли этот документ в суд. Сами!

Как они считали?

К половине двенадцатого 18 марта Телецентр работал уже в нормальном режиме, в нашей редакции появились сотрудники. Ещё через два часа мы уже пили с Олегом чай дома – коллега ещё и обедал. А…

А 125 сотрудников милиции продолжали «перемещаться по Телецентру», оставаясь в статусе «дополнительно задействованных для охраны». Но так, что никто их не заметил, скрытно от всех – как ниндзя. 5 полк – одни японцы…

Я понимал, что проиграем. У них есть цель – продавят. Меня возмущает – почему так топорно. Безалаберно.

Ладно, другой документ. «Справка по результатам служебной проверки» от 18 марта. Подписана начальником Управления безопасности Телецентра Леонтьевым А.В. Утверждена самим Шубиным М.М. Чёрным по белому: «В 11:30 режим чрезвычайной ситуации был снят».

Откуда берутся пять с половиной часов? Могли так и 30 часов написать. Или 50. Или сразу три месяца. Три!

Сами принесли документ!

Наверное, всё дело в том, что они тупые!

Всё просто!

В этом же документе от пожарных ещё одна интересная цифра. «Всего по данному вызову было задействовано 2 единицы техники, 12 человек личного состава», - пишет начальник 6 отряда ФПС России по г. Москве Сыченко С.Б.

Прекрасно!

То есть, получается, что пожарных была дюжина, а милиционеров, почему-то более чем в десять раз больше?

Это логично?

Говорим с Олегом это на суде. Спрашиваем противников. Они просто молчат. Просто не отвечают.

Судья Куприянова сонно смотрит на наших оппонентов, потом на нас, вздыхает и снова погружается в живопись…

Ну, ведь сами же принесли этот документ в суд. Мы же никого не заставляли.

Сами!

Всё просто!

Это ещё ничего. Они сами (!) приобщили к делу два документа-приложения к тому самому письму командира 5 полка милиции. Один – расчёт стоимости услуг за подписью подчинённой Поповичева, но без даты. А другой – по ошибке, вместо счёта на услуги милицейской охраны – тот же документ, но за подписью самого Шубина.

То есть глава Телецентра сам придумал, какую сумму нам предъявить. Так и представляю: сидит «Бульдозер» в большом кабинете, нежно чешет свой живот – соразмерно помещению огромный; круглый и рыхлый – напевает-мычит теноровую арию из оперы Жоржа Бизе «Искатели жемчуга», стонет от удовольствия, высунув язык изо рта. О! – подсчитал, придумал – эврика!

Потом отправил документ Поповичеву, чтобы тот, подписав, прислал обратно ему. А тот согласился.

Хорошо, но к делу зачем это подкладывать? Самим!

Ну, будьте внимательными! Пожалуйста! Что за неуважение!

К нам!

К суду-цирку!

И где документ об объявлении режима ЧС? Где?

Если два юрлица в переписке между собой используют это словосочетание, это не доказательство.

Даже в своём официальном заключении пожарные избегают этого термина.

Спрашиваю у Поповичева во время перерыва: