Доехали быстро до церкви. Отчим спросил: во сколько нас обратно забирать? Но бабушка руками на него замахала: мол, что ты, что ты! Сами доберемся, — для нас это будет как настоящее приключение! Отчим обрадовался, похоже, и уехал.
Зашли в церковь. Бабушка перекрестилась истово, — удивив меня, если честно. Дома она обычно мало рвения в вере выказывает. Купила свечек, поставила во здравие. Ушли оттуда быстро: у нас была и иная цель, помимо посещения церкви.
Быстро нашли ту улицу возле Маныча, название которой было указано в открытке.
Дом обнаружили скоро: кирпичный, добротный, с большими окнами и черепичной крышей. Недешевый дом. Но только забор с одной стороны возле дома напрочь сгорел, а на соседнем земельном участке чернел остов недавно сгоревшего дотла домовладения. Понятно стало, о каком заборе речь.
Возле калитки в дом стояла машина дяди Семёна. Значит, он до сих пор здесь. А из дома музыка патефонная слышится: Козловский поёт. Бабушка сказала, что негоже нам торчать за камышами, спрятавшись как мыши, и предложила погулять по станице. Честно говоря, ничего хорошего здесь я не увидела: река, дороги плохие, представляю, какая здесь грязь после дождя. В сравнении с Сальском, Пролетарской нечем похвастаться. Мёрзли мы часа два, гуляя по улицам, наконец снова подались по требуемому адресу. Машины не было. В доме было тихо, но слышался негромкий разговор мужчины и женщины. Бабушка смело подошла к калитке, закричала:
— Эй, хозяева! Есть кто живой? Отзовитеся!
На её зычный крик выглянула баба чисто русской внешности: в длиннющей юбке, темной старой телогрейке, полная, в платке черно-цветастом, в галошах и шерстяных носках. Осмотрела нас критически. Спросила не менее зычно:
— Что кричишь, мамаша? Чай, не глухие живут тута! Что хочешь?
— Да вот, милая, сошли с поезда. Приехали к родственникам, они возле церкви живут, а они, представляешь, в санаторию подались. Обратные же билеты у нас только через три дня. Вот ходим-ищем, у кого бы пожить эти дни. Не сдадите ли комнату бабушке с внучкой? Мы вам хорошо заплатим! Чай, не нищие…
Бабушка так убедительно вещала на простонародном языке, — заслушаешься! И баба в телогрейке "прониклась": поверила, уже более доверчиво нас оглядела, пригласила в дом зайти чайку испить. Но добавила, что ничем нам помочь не может. Сказала, что зовут её Манькой, что "мужик ейный" только что в сарай пошел "скотине корм задать", а она пока нам "обскажет", что к чему.
— Понимаю, люди добрые: вы, поди, решили, что раз дом велик, так и места много? Так оно так, но дом-то этот — не наш: наша хата в пяти домах отсюда стоит, в ней посля проливного дождя крыша рухнула, вот никак новую не настелим… В этот дом нас хозяин ласковый пустил: он гостил в нашем дому раньше, купил здесь самый дорогой дом по дешевке, — хозяева срочно к детям уезжали, и позволил нам здесь пожить, пока у нас ремонт завершится. А на днях тут пожар приключился: у соседей, — Катьки-вдовы да матери ее старой, — хата деревянная выгорела напрочь, еле мы сами Сёмушкин дом отстояли, вон забор весь прогорел… Сегодня сам хозяин приезжал, посмотрел, дал денег на новый забор, и такой уж добрый человек: велел нам сюда Катьку с мамашей её пустить пожить, пока что "не изменится"… А что же изменится-то? Если только в правлении Катьке жильё новое не выделят: она же — вдова фронтовика, сын в армии… Нам-то, конечно, без радости, что тута Катька еще жить будет, но потеснимся как-то… Вас мы бы и рады впустить, но без сговора с хозяином никак нельзя: уважаем мы его, не пойдем против его воли. Вот сейчас "сбираюсь" идти за Катькой Полуляшихой, передам Сёмушкину волю, нехай начинают вещи собирать да сюда перебираются… А Вам, милые, дам адресок людей добрых, которые могут вас приютить на пару деньков. Уж вы не обессудьте…
Манька-толстуха написала нам на желтом клочке газеты адрес и имя хозяев, и мы ушли, якобы "по указанному адресу". Пошли на автобусную станцию, сели на проходящий, идущий до Ростова. Заплатили, заняли места, и только потом начали обсуждать впечатления. У бабушки глаза светились, как у кошки любопытной. У меня, должно быть, тоже… Бабушка спросила тихим голосом, но озорно:
— И что ты обо всём этом думаешь, Зойка? Значит, и здешний дом — ЕГО дом?
Глава 12
Автобус от Пролетарской до Сальска идёт по-разному: смотря какой автобус. Наш был рейсовый, но отчего-то приспичило водителю возле Маныча остановиться, прямо на обочине встал, заехал в кювет. Вылез водитель из салона, — и пошел с рыбаками договариваться: много их сидело возле проезжей части, с связками рыбы в руках. Видимо, негласная торговля озерными дарами тут постоянно идёт. Но что-то больно долго наш водитель с рыбаками торговался, — бабушка его к спекулянтам причислила, сказала: есть водители, которые свежую рыбу по дешевке скупают, а потом отдают для перепродажи в том же Сальске, или по соседям продают. Зато мы получили прекрасную возможность поговорить: пассажиров не было ни впереди нас, ни сзади, — сидели мы с ней на последних сиденьях в правом ряду.