Мой папа - плейбой

Он больше не мог это все выносить. Ему нужен был воздух. Слишком много всего. Эмоций, сомнений, страхов. Намного проще было улетать, зная, что тебя снова ждут и любят. И совсем другое дело — вот так. С тяжелым сердцем. С преследующим каждый твой шаг страхом непрощения.

И тогда Богдан, как в детстве, загадал. Если Марк примет его подарок — все наладится. А если откажется принять… Нет, об этом лучше не думать.

Глава 26

«Признавайся, что ты сделала с нашим капитаном?»

Рита улыбнулась. Закусила губу и ткнула пальцем в иконку мессенджера. Пит! Богдан мог психовать, сколько угодно, но она не собиралась отказываться от общения со Ставински только из-за его ревности. Этот парень каждый раз поднимал ей настроение, а заодно и держал в курсе поведения её плейбоя. Не то, чтобы Рита действительно верила, что тот в случае чего сдаст своего друга, но все равно — это было забавно.

«Понятия не имею, о чем ты!»

На самом деле Марго догадывалась о том, что Ставински имел в виду. Несколько часов назад она в прямом эфире смотрела игру Вашингтона. Игру, в которой Бо был очень хорош. Больше, чем просто хорош. Он был идеален. Именно для этого он родился и жил. Для того чтобы рассекать своими Бауэрами лед.

«Бо дерьмово начал сезон, но сегодня я понял, что его еще рано списывать».

«О да! Не торопись».

Списывать Связерского? Ни в коем случае. Это его жизнь! Его стихия. Она с жадностью следила взглядом за его стремительно перемещающейся по льду фигурой, вслушивалась в знакомое шуршание, с которым лезвия коньков с силой вспарывали лед, ловила его короткие улыбки, надеясь прочитать по губам, что он говорил соперникам, находясь на линии вброса и мастерски отыгрывая у тех шайбу. Наверное, ничего хорошего не говорил. Бросал какие-нибудь остроты из тех, которыми обычно обмениваются соперники.

Пит прав. Бо начал сезон не очень удачно, и, признаться, Рита чувствовала из-за этого себя виноватой. Он переживал. И это все накладывало отпечаток на его игру. Но сегодня ночью, на встрече с «Атлантой», все изменилось.

«Ну, так ты признаешься, что ты сделала с Бо? Согласилась выйти за него? Приехать на одну из игр?», — продолжал гадать Пит. — «Наш парень как будто парил сегодня».

Рита закусила губу. Она догадывалась о причинах. Но Питу она ни за что бы в этом не призналась. Жар обдал щеки и молнией пронесся по телу. Дыхание участилось, стоило только вспомнить, что произошло накануне.

Как она и думала, пресса прознала о том, что Марк — сын Связерского. Наверное, это было нетрудно. Все же — Связерский записан его отцом, и вряд ли в их стране много Богданов Владимировичей Связерских. Их стали преследовать репортеры. Ну… как преследовать? Ошивалось несколько человек и у их дома, и у школы Марка, и в спорткомплексе, где он занимался. Конечно, их внимание было не сравнить с вниманием к каким-нибудь голливудским звездам, но впечатлительному ребенку и этого было вполне достаточно. Марик злился, и Рита боялась, что однажды он просто сорвется.

Она вообще очень за него боялась в ту осень. Марк… стал другим. Более скрытным, замкнутым. Ему пришлось повзрослеть и столкнуться с житейской правдой чуть раньше, чем Рита была готова. Когда Богдан с Машей заглянули к ним, перед отъездом в аэропорт, Марик даже не вышел. Связерский сам пошел к сыну. Он сказал ему практически то же, что и самой Маргарите.

— Я не горжусь своими поступками, Марк. Мне бы хотелось исправить свои ошибки и переиграть эту игру, но ведь ничего уже не изменить… А потому все, что мне остается — зная, что я потерял, просто надеяться на то, что ты дашь мне еще один шанс. Я… черт! Я… действительно тебе задолжал — внимания, заботы, любви. Подарков…. — хмыкнул Связерский. — И я больше всего хочу отдать тебе эти долги, всей душой хочу… Вот. Тебе вроде нравится фотография… С мамой я поговорил. Она не против.

Марк скосил взгляд на сумки с оборудованием. Плотно сжал губы и отвернулся к окну. Он не принял подарок, но и не отказался от него. Богдан кивнул и поплелся из комнаты.

А потом эта пресса! О том, что отец Марка — Богдан, узнали в школе и на катке. И не сказать, что ее сын обрадовался такому вниманию. Оно его страшно злило. Все разговоры Риты и Богдана по скайпу сводились к обсуждению сложившейся ситуации. Напряжение было страшным. Лишь к началу ноября Марк более-менее пришел в себя и даже снова стал общаться с отцом. Все так же по старинке, в письмах. Почему-то так было проще им обоим.

— Вчера они ездили на игру в область, — отчитывалась Рита перед Богданом, покрывая лаком ногти на ногах.

— Я видел. Тренер присылал мне пару видюх. Он молодец.

— Думаю, тебе стоит об этом сказать.

— Марку? Я не уверен. Почему-то он избегает этой темы. Совсем.

Рита вскинула голову и с удивлением посмотрела в монитор на изображение голого по пояс Связерского.

— Странно. Тебе не кажется? С кем ему еще обсуждать свои хоккейные достижения, как не с тобой?

— Вот и я не понимаю. Чего уже только ни передумал.