– Фу, ты нас видел? Мы в этой грязи едва ли не с ног до головы извалялись.
– Ну и что? А потом тебя не затащишь… Пойдём, примнём немного сено Прованса.
Сопротивляться Диме бесполезно. С его бешеным энтузиазмом и напором можно горы с места сдвинуть. Потому я покорно даю себя увести. Дима с довольной улыбкой плюхается на стог сена и хлопает рядом с собой рукой:
– Не стесняйся.
– Неуверена, что это хорошая идея. Это же частная собственность…
– Она не огорожена. И мы не лезем внутрь. Давай прыгай сюда, козочка.
Чёрт. Я присаживаюсь рядом с Димой, но он тянет меня вниз, вынуждая улечься головой ему на плечо. Небо уже светлеет. Облачка становятся белыми клочками ваты, плывущими высоко-высоко. Пряный запах трав окутывает с головы до ног, слегка щекочет ноздри и забирается внутрь, сворачиваясь мурчащим котёнком. В тишине хорошо слышится стрекотание кузнечиков. Умиротворение и спокойная нега мягкими тёплыми касаниями заставляют замереть без единого движения. Я перевожу глаза на Диму: на его лице такая блаженная улыбка, что я невольно смеюсь.
– Ты выглядишь так, как будто находишься в раю.
– Да-а-а… Почему нет? Классно же. Романтика сеновала.
– Ты что ни разу на сене не лежал?
– Нет, я городской парень.
– Ха. Надо тебе побывать в деревне у бабушки моей подруги. Там уж точно и на сене полежишь, и корову подоишь. Баба Нюра умеет припахать к делу всех и каждого.
– А я бы попробовал. Чего смеёшься?
– Не могу себе это представить! Ты и Бурёнка.
– Почему Бурёнка? Кажется, где-то в сельскохозяйственных провинциях Франции выращивают элитные породы коров.
– Нет… Ты не станешь этого делать, – заявляю я.
– Ты бросаешь мне вызов? Спорим, что стану?
– Не думаю, что ты захочешь испачкаться.
– Посмотри на нас сейчас. Так что можешь приготовиться платить по счетам, я выиграю спор, будь уверена. А в качестве оплаты я выбираю тебя… И хочу получить часть авансом…
Дима перекатывается набок, подставив локоть под голову. Второй рукой оглаживает мои бёдра, прижимая к себе.
– Симаков, ты точно сумасшедший на всю голову. Мы с ног до головы в грязи.
– Да. Это будет самый грязный секс, – смеётся Дима.
Я не успеваю ему ответить, потому что вижу остриё вил, протыкающих сено в опасной близости от бока Димы. Горло перехватывает спазмом страха.
– Что с тобой? А-а-а-а-а…
Дима дёргается в сторону, но вилы всё же немного его успели задеть, пропоров джинсы и расцарапав задницу. Мы вскакиваем, напуганные до смерти, но ещё больше пугается седой как лунь, но крепкий старикан с вилами в руках. Мы застываем на месте, сверля глазами друг друга. Немая сцена длится несколько секунд, потом Дима начинает оправдываться, лопоча на французском и морщась от боли.
– Кот, это бесполезно. Он же глухой совсем, ему нужно прям в ухо орать. И то навряд ли он тебя услышит.
– Думаю, что да…
Дима переводит взгляд в сторону и мрачнеет:
– А вот этот нас точно услышит…
Чёрт. К нам приближается тот здоровяк, которого мы встретили, когда бежали сюда.
– Бежим?
– Да поздно уже.
Здоровяк начинает браниться, но потом, заметив разодранные джинсы Димы, переводит взгляд на вилы в руках старика и осекается. Выражение его лица меняется в считаные секунды, как и тон голоса. Он выдёргивает вилы из рук старика и машет нам рукой, словно приглашая идти за собой.
– Он извиняется за своего папашу. Тот глуховат и плохо видит.
– Он не сердит на нас? – осторожно спрашиваю я.
– Нет. И просит извинить его за то, что папаша едва не насадил меня на вилы. Он приглашает нас к себе.
– Лучше спроси у него, есть ли тут гостиница.
Что-то мне не очень хочется пользоваться хвалёным гостеприимством. Супружеская чета Бертлен убила во мне веру в людей.
Дима обращается к фермеру, тот отрицательно машет головой, продолжая настаивать на своём.
– Увы, но нет. В деревне всего около четырёх сотен жителей. Придётся нам воспользоваться гостеприимством этого месье?..
– Жозеф, – улыбается во все тридцать два зуба французский фермер.
Дом месье Жозефа мог привести бы в восторг любого – так мило и опрятно выглядел двухэтажный особнячок, увитый плющом. Возле дома был разбит чудесный цветник с розами, в котором копошилась женщина, по всей видимости, жена Жозефа. Завидев своего супруга, она тотчас же поднялась и кокетливо откинула волнистую прядь, упавшую ей на лоб. Ох уж эти французские женщины! Перчатка Марии перепачкана в земле, она одета в мужской рабочий комбинезон, но изящный жест выполнен с достоинством фрейлины королевского двора времён Людовика XIV.
Месье Жозеф и мадам Мари очень сильно хотели угодить нам. И почему-то переживали, что мы пожалуемся в полицию на старого Жана.
– Мне кажется, что ты не первый, кто пострадал от старика с вилами наперевес, – доверительно шепнула я Диме.
Тот лежал на животе и терпеливо ждал, пока приглашённый врач и по совместительству сосед Жозефа, наложит швы.
– Вдруг он, вообще, болен бешенством?.. – продолжила я, – может, уберёмся поскорее отсюда? Ходить ты вроде можешь, а я видела автобусную остановку…
– Два раза в неделю, Поля. Следующего рейса ждать двое суток. И Жозеф обещал посмотреть Fiat.