Мой персональный бандит

Где-то в стороне раздался гром. Осенняя гроза дело редкое, я замерла, ожидая, что мне показалось, но небо порезала молния, на мгновение осветив и струи дождя и пустое, совершенно без ничего картофельное, брошенное хозяевами несколько лет как, поле. Кроме меня на нем никого не было, я повернула в другую сторону.

Я совершенно не понимала, сколько времени прошло, возможно —  всего пару минут. Дождь припустил ещё сильнее, он не позволил бы ничего разглядеть и при более удачном освещении. Я вновь остановилась пытаясь понять, куда идти и как быть. Снова прогремел гром. И мне понадобилось несколько секунд чтобы понять — это не гром. Стреляли сзади, у меня дома. Следом раздался оглушительный Тотошкин лай.

Развернулась я сразу. Бежать за мужчиной, которого ты предала, пытаясь отыскать его в потемках под дождём, или помочь маленькому, беззащитному, полностью от меня зависящему существу? Я даже не думала. Бежала просто, срывая дыхание, подскальзываясь на мокрой земле, падая. Я была в носках, но оба уже потеряла, и наверняка ноги колола иссохшаяся за летние жаркие дни трава, но я не замечала даже. Не замечала того, что плачу. Дура, дура, дура.

Разнообразия ради я свалилась во дворе не в крапиву, а ту самую малину, что в первый роковой день приютила Дежнева. Колючкам малины, в отличие от крапивных, от дождя ничего не сталось, и они впились в моё тело с такой яростью и таким наслаждением, словно ждали этого момента всю свою малинью жизнь.

Я не сдержала вскрика — больно было очень. Распахнулась дверь дома осветив кусты, двор, машины. Машин было много, какие из них Дежнева, какие врагов? Я дернулась, слыша, как рвётся рубашка, павшая жертвой колючек.

— В кустах кто-то! — раздался радостный мужской крик. — Это он!

Наивные, горько подумала я, выбираясь. Эти кусты приютили его гораздо раньше, тогда же, когда вы его профукали. Я только ступила ногой на землю, свободную от диких зарослей малины, как большое и очень тяжелое мужское тело сбило меня с ног и накрыло сверху.

Моё лицо обхватили пятерней, которая грубо пахла потом и тонко — порохом. В лицо ударил яркий свет.

— Черт, — выругался тот, кто сидел на мне. — Девка! В расход её?

Меня тогда не пугало, что в расход. Накатило отупение, мысли ворочались медленно и нехотя, и только Тотошкин лай пробивался через эту броню. Ребёнок, мой собачий ребёнок плачет, а я помочь не могу.

— В расход? — спросил знакомый голос. — Здравствуй, милая.

Виктор подошёл ко мне ближе, присел на корточки у моего лица. Он держал над собой зонт, и капли, скатываясь с него, срывались и падали прямо на моё лицо. Но мне все равно было, я и так мокрая с ног до головы, словно снова в бассейне искупалась.

— Здравствуй, — сделав над собой усилие, ответила я.

— Предупредила его да? Ты рассказала ему?

Голос его до жути спокоен, словно его нисколько не волнует, что я отвечу, солгу ли я ему. Но у меня нет сил лгать да и не к чему.

— Нет. Позвонили ему. Не знаю кто, позвонили и он сразу ушёл…

— Тебя, стало быть, оставил?

— Оставил, — горько признала я.

— Ну что же, — потер довольно руки он и меня снова обдало каплями с зонта. — А мы не гордые, мы подберём. В машину её.

Мужчина встал с меня и грубо меня потащил. Ноги мои запинались, я падала, пыталась встать, но со мной не церемонились и тащили к машине волоком.

— Собака, — заплакала я. — Вдруг она ранена, позвольте мне хотя бы посмотреть!

— Ага, щас, — равнодушно отозвался мужчина.

Меня затолкнули в машину, дверь захлопнулась, отсекая меня и от дождивой ночи и от собачьего плача.

Глава 39. Вера

Я провалилась в прострацию. Холодно, наверное, было, но холода я не чувствовала. Машина тряслась на деревенской дороге, затем выехала на нормальную трассу и счёт времени совсем потерялся, как и, впрочем, его для меня значение.

Виктор был не так любезен, как при нашей последней встрече, и никто не предлагал мне накинуть пиджак на плечи. Поэтому, когда машина остановилась, я снова вышла под дождь босая, в порванной рубашке. Благо заветы бабушки я свято чтила, а точнее не успела раскрепоститься полностью, и под рубашкой хотя бы трусы были. Их наличие радовало, как вообще могло в такой ситуации.

С грустью подумала, что именно так и надо водить по улицам предательниц. Босыми, мокрыми, только пепла на голове не хватает. Меня, тем временем, дёрнули за руку и словно на прицепе потащили вглубь большого промышленного здания. Вместо мокрого бетона теперь под ногами был сухой, и он нисколько не был теплее. Железные большие двери лязгнули, закрываясь, и звук этот я восприняла словно гвоздь, вбитый в крышку гроба. Жаль было только Тотошку, себя — нет.

— Закройте её где-нибудь, — велел Виктор не глядя на меня.

— Можно…

— Нет, — жёстко ответил Виктор, даже не дослушав. — Во-первых она заложница. Во-вторых баба Дежнева. Этот гад все ещё жив и здоров, на твоём месте я бы с девки пылинки сдувал, чтобы наш царь и бог ничего такого не подумал и ничего тебе не оторвал.

— Ему жить несколько дней осталось, — пробасил обиженно мой охранник.

— Вот тогда и порезвишься.