Мой Пилигрим

Она приподняла меня, и я ощутил мокрый от слез поцелуй. Губы коснулись дерева, а ощутил я его душой, и воспарил от счастья так высоко, куда недотягивались ни мои оковы, ни мои грехи, ни мои страдания. А Тактио, уже успокаиваясь и даже смеясь от облегчения, все прижимала меня к себе, не желая отпускать.

— Я так люблю тебя, мой пилигрим.

Не то что голосом, а даже в мыслях своих я не смел ей ответить. Ибо мы два существа, разделенные навек и природой своей и сущностью. Может и любила она меня сильнее, чем любила бы пса, но все же не как человека.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Сироты

 Водитель фургона высадил меня насколько мог близко к дому — на лучевой улице. Ваниль пожертвовал шапкой, нашел где-то старый залежалый отрез покрывала, укутал, чтобы хоть как-то могла сохранить тепло, пока добиралась до дома, и я в таком виде плелась во двор и к подъезду.

Хотелось орать. Эмоциональное отупление соседствовало с этим желанием — закричать в голос, во всю силу легких, в небо! Но я молчала. Вышагивала не по тротуару, а напрямки — по газону, пересекая внутренние дороги и площадки, шаг за шагом. Поднялась на чердак, достала из тайника запасной ключ и попала, наконец-то в квартиру.

Сначала дело. Что бы ни произошло, ни одно потрясение не способно меня заставить забыть о некормленых коте и собаке. Кот уже не давал прохода, а Пан чуть ли не на задних лапах прыгал. Я обещала вернуться быстро и обернулась в два счета, забрав из холодильника более-менее свежий запас еды.

— Рыжун… — Тот как всегда не собирался есть сразу, а, словно чувствуя мое настроение, так и терся о ноги. — Да ты же голодный, зверюга. Вон, пузико впалое, иди ешь, а я тебя подожду и с собой заберу.

Казалось, что весь день до прочтения рукописи — случился очень давно и даже не со мной. Развернувшись к слуховому окну, приоткрыла пошире створку, пытаясь мысленно увидеть, как в центре города, над кронами парка возвышается Черный Замок с самой высокой башней Колдовства, и из маленького темного окошка за мной точно также наблюдает мой пилигрим.

А мой ли?

А вдруг, и вправду наблюдает, пользуясь своими колдовскими глазами, и уже не кукла, а человек. Тот, что отказался от имени, а прозвание «пилигрим» сократил до Грима. Как давно он расколдован?

Я не знала, как жить с узнанным. И… где искать продолжение? Ведь это — не все! Ветер должен помочь, он — союзник, друг! И рукопись ценна не только тем, что с ее страниц говорит Безымянный, рассказывая о своей иной жизни, но и тем, что открывает тайну легенды.

В одном была уверена — та Тактио мертва, лежит в известной мне могиле. Я, судя по открывшимся способностям, — ее перерождение или наследница. Потомок вряд ли, детей у девушки нет, не было в смысле. Как же теперь мне понятен черный, как ночное небо, взгляд Грима, когда я сказала свое имя.

Ее узоры — алые, и шли от тела к кончикам пальцев, залечивая смертельные раны до первозданной целостности, а мои — идут наоборот, и они белы. Тактио делилась магией, восполняя жизнь. А я отнимаю магией, забирая страдания души. Исполнилось стремление… я невольно улыбнулась в пространство.

— Я с ума сойду.

Набрала воздуха в грудь и вместо желаемого крика, сильно-сильно выдохнула.

Дома, скинув всю одежду, поразилась — какая же я грязная! Да с меня комья отваливаются. Второе открытие, когда разделась и ушла смотреться в большое зеркало — исцарапана! Периметр леса весь порос кустарником, я продиралась на выход и даже не почувствовала, насколько сильно разодралась. У меня теперь не только верхней, но и обычной одежды нет — судя по царапинам на ногах, руках, плечах и груди, изодрала все — и колготки, и юбку, и свитер. Вся испещрена кровавыми полосами.

— Меня не тигр драл, а стая диких котов… не обижайся, Рыжик.

И волосы… вот тут пришло отчаянье. Огромная грива от ветра, лесной грязи, бегства сквозь чащу — еще больше раздалась колтунами. Этот ужас отмывать час, еще столько же расчесывать и плюс три-четыре часа сушить. Я не выдержу! У меня нет сил, я хочу в кровать. Тело отмою, но волосы? Волосы!

Я посмотрела на тумбочку недалеко от зеркала и на секунду ощутила искушение — достать из верхнего ящика ножницы и отстричь все. Но только на секунду. Потом вздохнула, смирилась, потрепала по седому загривку подошедшего Пана и вернулась в ванную.

Если завтра в дверь не вломятся Слуги, чтобы убить, не ворвется ураганом ветер, чтобы утащить к следующему тайнику, или не придет Грим… аж сердце екнуло… то завтра, все воскресение, я буду только спать! Проснусь, чтобы поесть, и опять — спать! До понедельника!

— Прости, пес, я сейчас…

Опять уснула на сколько-то — минута или час, и снова разбудил тычок мокрого носа в плечо.

— Да, я сейчас…

Надо вставать, а не обманывать собаку. Наивная, я собиралась не выползать из дома, забыв напрочь про обязанность гулять с Паном. Он извелся, уже скулил, а воспитание не позволило ему нагадить в комнате или коридоре. Да и Рыжун, всю ночь проспав у меня в ногах на одеяле, тоже просился на свободу.