Мой Пилигрим

День был в разгаре и непривычно солнечный. Еще снег выпал ночью, еще подморозило, и город звенел чистым воздухом и яркостью. В окне город предстал печеньем в сливках и мятным безе сверху в виде неба. Это сравнение лучше, чем обычный снег и вырастающие из него темные серые дома без единой капли краски на фасадах и крышах. Припорошило, приукрасило как могло. И то хорошо. Славный город! Пряник с сахарной пудрой!

Я когда последний раз ела?

— Одеваюсь, одеваюсь!

Только во что? Открыла шкаф, нашла запасное платье, и ветровку для сырой летней погоды. Нормальная вещь, надежная, из брезента и с капюшоном. Два свитера вниз и хоть зимуй!

Едва пошла обуваться, как услышала шум ключа в двери. Три оборота, и предо мной с улыбкой предстал Ульрих — в руках пакеты, за спиной рюкзак. И с ним на пару, конечно же, Вера. Девочка-дурочка, которая не сообразила вовремя убежать…

— Привет.

— Привет. Мы приехали запасы пополнить.

— Ого, откуда такая славная парочка? Ой… котик, стой! Сбежал!

— Пусть бежит.

Ульрих поставил свою ношу на пол коридора, взял у сестры пакеты полегче:

— Тио, ты с собакой гулять? Так идите, а я пока все раскидаю.

— Ты ничего, что животных притащила? Они чистые, ничего не дерут и не грызут.

— Я не против. Давно бы так.

— Пошли.

Подцепила Пана, обулась и вышли.

Вру, конечно, Вера была девочка умная и уже почти взрослая — одиннадцать лет. Она — причина моей новой жизни…

С каким трудом на пышную, помпезную церемонию привезли зверя. Богачи соревновались в диковинках. Я, никогда не видевшая подобных крупных хищников живем, завороженно ходила недалеко от клетки, когда выпадала такая возможность. Не могла отвести глаз! Чувствовала силу дикой мощи, уверенная в том, что тигра не вырастили в цирке или зоопарке столицы. Зверь познал вольную жизнь и охоту, у него были шрамы, мускулы, какие в клетке не вырастишь, и тяжелый царский взгляд.

Я захотела его погладить. Прикоснуться! От одного только представления, каков на ощупь жесткий мех, сколько под шкурой затаенной силы, я вся покрывалась мурашками восторга. И вот тогда возникло особое…

… предчувствие необратимости судьбы.

Конечно, я не подходила к клетке даже на метр. Соображала, что это опасно, и тигру даже не всерьез, но вполне захочется вдруг достать любопытную дуру лапой, тем более, что его не кормили четыре дня ради будущего представления. Такой дурехой стала не я, а Вера. Девятилетняя девочка, которая ходила в платьишке феи между столиками и меняла истаявшие свечи на новые, не преодолела своего любопытства, оказалась слишком близко и, по недосмотру владельца, или по другой роковой случайности, замок клетки открылся. На визг и рык обернулись все, и я тоже. А дальше… время так растянулось. Так замедлилось, став вместе с тем кристально ясным и звонким, обострив все чувства восприятия разом! Я кинулась спасать ребенка… Ульрих работал на кухне, он обо всем случившемся узнал поздно, у него не было и шанса оказаться первым среди первых по спасению сестры.

Собственно, поэтому сейчас я так хорошо живу и так хорошо ем. Я не просила материальной благодарности, но Ульрих настоял на том, что неоплатный долг хочет хоть как-то погасить, и если я не согласна на пожизненно обязанного мученика, то должна принять договор: три года живу в их пустующей квартире и не отказываюсь ни от каких угощений. Я не стала отнекиваться. Согласилась. Новая жизнь, она ведь такая — из больницы в никуда, семьи, дома, работы, средств к существованию, — ничего нет.

Долго не гуляли — минут пять, пока Пан оббежал двор по периметру и пометил все нужные места. Вера успела за это время пересказать скудные новости своего мирка в Золотом. Работал только Ульрих, она следила за бытом их маленькой семьи и училась. В районе было что-то вроде школы для детей служащих, только сколько их там, детей-то? Человек двадцать от силы.

Когда вернулись, Ульрих заканчивал раскладывать продукты: что в шкафчики, что в холодильник. А самое вкусное и свежее, в отдельном пакете — это сейчас пообедать. Холодная отварная говядина, паштеты, хлеб и на десерт нежный рулет.

— Что у тебя случилось? Я в ванну зашел, чтобы руки помыть, а там бедлам полный. Руки исцарапаны, вижу. В передрягу попала?

— Есть такое. Не боись, я все уберу.

— Я уже чуть-чуть прибрал. По крайней мере одежду в корзину для белья закинул и черное от грязи полотенце тоже. Расскажешь?

— Пустяки…