Мой роман со Стивеном Кингом. Тайные откровения

Точно как в анекдоте. Мужичок один окончательно дошёл до ручки, и уже всё – решил житуху послать ко всем чертям, на полном серьёзе накинул петлю на шею, стоит на стуле – окидывает последним взглядом жилище, вспоминая, что терять ему больше нечего: с работы давно выгнали, жена ушла, квартиру продала, ему нужно за сутки покинуть помещение, денег нет, жрать нечего… – нет ни единого резона задерживаться, и мужичок прощается навсегда. И тут – взгляд падает на стакан, дно которого розовеет парой капель недопитого… Недолго думая, мужичок спрыгивает со стула, скинув петлю, и выворачивает в рот остаток роскоши былой, открывает холодильник и – видит полу-смятый бычок от сигареты, прикуривает от плиты, затягивается – и?

– Опа-на! А жись-то – налаживается! – произносит он, счастливо втягивая дух из спасительного окурка!

Так и для Лю Лю – жизнь, похоже, пошла на поправку! Она больше не находила дискомфорта.

И казалось: – нашла себя. Наконец-то! Признала своё законное место.

Теперь она довольно поглощала втыкаемую в горло кашу – прежнюю размазню, подставляла губы, чтобы их вытерли, когда кормление закончивалось. Подставляла запястья, чтобы надели наручники, сняли наручники. С радостью одевала платье, какое подавали для шоу, следовала приказам, согласно сценарию – её всё устраивало.

Стивена она больше не ждала, даже если отмечала проходящего мимо, или когда подходил послушать при помощи медицинского стетоскопа, измерял приборчиком давление и приносил лекарство. Они не разговаривали.

Ничего такого больше не задевало, не травмировало, вообще не интересовало.

С какого-то момента Лю Лю обрела покой и находила свой тихий кайф всякую минуту, когда могла в него погрузиться. И довольно мало событий этому мешало. Например, если нужно было исполнять приказания, то кайф просто отставлялся в сторонку – вроде зонтика, возвращалась и снова он уж тут как тут.

Она по-прежнему могла думать, анализировать или вспоминать события. Только не всегда могла припомнить, когда событие произошло. Время как бы потеряло значимость, перестало восприниматься линейно. Так событие, произошедшее в начале плена могло повторно подняться из памяти по-прежнему свежим и недавним. И наоборот: пару часов назад случившееся не имело ни значения, ни энергетического заряда. Как только событие кончалось – оно попадало в общий мешок подобных, где любое из них существовало наравне с остальными. Но только одни имели большой размер, а другие крошечный. И от неё зависело, какое вспоминать – можно было достать вслепую, что попадётся, и провести часик-другой воспоминаний, но можно доставать уже понравившиеся «файлы» и рассматривать выбранную серию.

Лю Лю, казалось, обрела власть избирательного исследования файлов из собственной памяти.

И могла развлекаться так часами, потому что времени для развлечений у неё было очень много. Между «процедурами» – не то опытами, не то подготовкой к главному – она продолжала верить, что её, говоря языком образов, кошерно готовят к жертвоприношению. ЛюбЮт – перед тем как…

А раз так – её дело наслаждаться последними отпущенными ей денёчками.

– Ну как сегодня себя чувствуем? – подвалил незаметно в голубом халате Гадкий.

Лю Лю кивает головой, всем видом показывая, мол, отлично – без проблем.

Гадкий, давно привычный как тиканье часов, не вызывает никаких эмоций. И зачем бы они ей сдались эти дурацкие эмоции? От них всю жизнь только головные боли, а радости – с гулькин нос. Она даже начала уже подумывать: а не начать ли снова говорить? Но пока внутри спокойно молчало – пускай тебе… Лю Лю не хотела торопить события. Её, наконец, всё устраивало. Впервые за вообще всю жизнь.

Такая метаморфоза.

Гадкий, похоже, это чувствовал и кормил без прежнего энтузиазма. Может даже и удовольствий от её мучений более не испытывал, а может даже и дрочить ему расхотелось. И теперь лишь выполнял свою формальную функцию, а те страсти, чтобы уколоть, завести, причинить боль – ему это… возможно… надоело… Во всяком случае, Лю Лю больше не замечала прежних его пристрастных потуг. И они почти дружески воспринимали устоявшийся порядок, где один представлял «медбрата», а другая – пациентку некой больнички.

Пациентку по-прежнему продолжали регулярно подвергать всё тем же процедурам, Но увы – похоже «муха потеряла слух». Однако, вероятным оставался и тот вариант, когда потерю слуха пока ещё не обнаружили. Но тогда значит это будет обнаружено, и исправлено. А пока всё сделалось замечательно.

После кормления Гадкий вытер пленнице вокруг рта грязным полотенцем, похожим на те, которыми вытирают стёкла автомобиля, для чего и хранят их в багажнике. Этим же полотенцем сунул ей в промежность и потыркался, якобы протирая и там тоже, на случай если вдруг – вспотело… Часть каши с полотенца перекинулась на кожу, Лю Лю увидела налипшую мазню и продолжила блаженно на неё пялиться.

Её по-прежнему держали в майке без трусов. На груди застывшие несколько белёсых пятен после вчерашнего кормления. Пофигу. Поторкался грязным полотенцем? Да какая разница!