Мои рыжий дрозд

— Да, конечно. — Гилли хотелось скорее кончить этот разговор, но он понимал, что разговор неизбежно возобновится, когда-нибудь в другой раз, когда они будут вдвоем, когда больше подружатся. А в том, что это произойдет, он не сомневался.

Когда они уходили, Салли слегка коснулась плеча Гилли.

— Дорогу ты теперь знаешь, приходи, когда захочешь.

Он молча кивнул.

— Ну, как она тебе? — Бродяга ткнул его локтем в бок. — А ты ей вроде понравился. Ишь, пригласила заходить. Но учти, от нее всего можно ждать. С ней один на один может остаться только герой.

— Я с ней один был, мы книги расставляли! — гордо и скромно вставил Эдан.

— Герой или дурак, — ехидно усмехнулся Лиам.

Гилли ничего не сказал. Да и что он мог сказать? Сегодня было столько событий, что ему просто необходимо побыть одному, чтобы как-то все их в голове переварить. «Закинь себе в котел и прокипяти хорошенько», — говорили мальчики в таких случаях. Да вот только котелок-то у него был уже здорово помятым, мог и протечь. Когда они уже уходили и Гилли мысленно благодарил бога за то, что он не дал ему потерять сознание, то заметил две фотографии, висевшие в коридоре. На одной был изображен стройный красавец в военной форме с самодовольным и наглым выражением лица. Как же, знаменитый Джордж, брат-герой. На второй… Лучше бы он ее не видел… Бледное худое лицо, но, в общем, довольно приятное, как отметил Гилли… Патрик О’Хултаны.

Неужели он был таким? Или это уже не он… Да и имеет ли он право теперь говорить о своем прошлом, даже думать о нем. Когда же началась его жизнь? Или она еще не началась вовсе, все еще впереди, а то, что переживает он сейчас, это так, «пренатальный период»?

Салли… Салли… Лежа в постели, Гилли снова и снова возвращался к мысли о ней. Он видел ее девочкой, девушкой в пышном белом платье… Он вспоминал ее лицо, ее губы, руки… Салли… Она была все такой же, его Салли… И он по-прежнему любил ее… Кто именно «он» и какую «ее» — этого он уже и сам как следует не понимал, но несомненным было биение любви в его висках, в замиравшем сердце, в дрожащих коленях. Гилли внезапно открыл глаза, потрясенный мыслью, которая раньше как-то вообще не приходила ему в голову: неужели ему предстоит еще раз лишаться невинности, становиться мужчиной? Неужели опять переживать всю эту гадость? Или теперь все это будет уже иначе и новое собственное тело принесет ему новые ощущения? Да, как много ступеней предстоит еще преодолеть, пока станешь просто человеком, таким, как все. Нет, он не живет во второй раз, как говорил ему доктор Макгрене, он, как шпион в тылу вражеской армии, напряженно существует, тщательно обдумывая каждый свой шаг, каждое слово. Да нет, того хуже. Да и осталась ли у него душа? От этой жуткой мысли Гилли буквально похолодел и усилием воли заставил себя подумать о чем-нибудь другом. Вспоминая события прошедшего дня, он опять, конечно, вызвал мысленным взором милый облик Салли, его Салли, по-прежнему юной и прекрасной. На этом уснул, и во сне они были вместе. Салли и Патрик. Они гуляли по саду, говорили о чем-то… Потом они лежали в траве, без имен, без мыслей, без одежд. Он прижимал к себе это нежное, мягкое, дрожащее тело и чувствовал, как какая-то сладкая волна захлестывает, овладевая всем существом.

Проснувшись утром, он увидел пятна на простыне и понял, что сон этот должен обернуться явью, он должен снова увидеть ее… Да, он воспользуется ее приглашением и обязательно придет к ней, чтобы опять видеть ее, говорить с ней, угадывая прекрасные черты под страшной маской старости. Может быть, она заговорит о нем… О нем — Патрике… Найдет ли в себе силы он, Гилли, сохранить свою тайну? Должен найти. И еще: тогда он понимал, что недостоин ее, теперь же должен стать другим, чтобы доказать ей, да и самому себе, что он ничем не хуже Джорджа. Он должен совершить что-нибудь необыкновенное и сложить свои подвиги к ее дряхлым ногам.

С этого дня Гилли стал другим. Нет, он по-прежнему учился, ходил в кино, слушал музыку, как все, но в нем появилось что-то новое, какая-то пружина, которая заставляла его голову держаться прямее, а взгляд делала увереннее. Мальчики сразу заметили эту перемену. Не поняв ее причины и смысла, они молча подчинились той силе, которая чувствовалась теперь в каждом жесте и каждом слове их нового товарища. Власть. Покой. Порядок. И — радость.