Мои рыжий дрозд

Ее звали Анна. Бродяга выкопал ее на каком-то концерте еще перед Рождеством и познакомил ее, как хороший товарищ, с Эданом и Лиамом. Это была довольно высокая и полная, но, безусловно, очень хорошенькая девочка, к тому же — довольно неглупая. Все трое были от нее просто без ума. Она встречалась то с одним из них, то с другим, то с третьим, никого не выделяя и никогда не переступая рамок чисто приятельских отношений. Проводили время они и вчетвером, присутствие Анны оживляло и грело их сердца, а ее приветливая холодность не оставляла места для разрушающего дружбу духа соперничества. Постепенно она стала основным предметом их вечерних бесед, в которые неизбежно вовлекался Гилли. Сначала его озадачивало, как беззастенчиво грубо обсуждают они девочку, которая, как он понимал, не давала никакого повода для подобных разговоров. Непристойные намеки, сопровождавшиеся неизменным тоненьким хихиканьем, совершенно явно выдуманные детали очередной встречи с Анной, которым никто и не думал верить, какие-то гнусные предложения и предположения, смысл которых порой ускользал от Гилли, — все это, вызывая в нем чувство недоумения и отвращения, совершенно не сочеталось с их неизменным уважением к реальной Анне, с каким-то даже рыцарским почтением, которое сквозило за россказнями.

Когда Лиам предложил ему пойти на дискотеку, он согласился. Почему бы и нет? Но что-то необычное, что-то романтически блудливое в лицах его товарищей заставило насторожиться. Еще по дороге Гилли догадался: сейчас его будут знакомить с Анной. Было любопытно взглянуть на нее, но одновременно он чувствовал какое-то неприятное волнение, которое обычно охватывает перед очередным жизненным экзаменом: он не был уверен, что сумеет правильно начать разговор с девочкой, боялся, что выдаст себя. В его пору с девочками, наверное, было принято разговаривать совсем иначе. Но опасения, к счастью, не оправдались, а ожидания, к сожалению, не подтвердились. В первые минуты знакомства Анна разочаровала, но говорить с ней оказалось совсем нетрудно.

Через полчаса он почувствовал, что она начинает нравиться ему, а еще через час к ним подошел Лиам и спросил Гилли, не считает ли он, что их беседа слишком затянулась. Как он выразился: «Сюда танцевать ходят, а не лекции читать». Анна довольно засмеялась.

— Мы говорили о Джойсе.

— А что он, этот ваш Джойс? Накрутил, накрутил. Ну, не все, конечно, раннее у него вполне ничего. А «Поминки» я так и не дочитал.

Гилли любил Джойса и знал его довольно хорошо, но почти все его книги прочел уже на пенсии, читал медленно, не всегда понимая мысль автора, а порой удивляясь его смелости. А эти мальчики и девочки рассуждали о Джойсе так спокойно и уверенно, будто про какие-нибудь детские сказки.

Да, мир не стоял на месте. Что там Джойс, в проповедях школьного священника бывали такие места, что Гилли густо заливался краской. А уж вид у того был — просто ужас, как Хумбаба терпел такого? Понятие греха, казалось Гилли, за эти годы вообще упразднилось, а добродетель свелась лишь к прилежному обучению и последующему прилежному труду. «Учись, старайся, и ты попадешь на хорошее место; работай, старайся, и ты заработаешь много денег» — ну при чем тут религия?! Мир теперь вертелся вокруг каждого конкретного человека, сам собой являясь ему наградой и утешением. А как же вечная жизнь?

Однажды вечером Гилли попробовал заговорить с мальчиками о смертных грехах. Оказалось, их в правильном порядке никто даже не может перечислить, за исключением одного мальчика, который тут же признался, естественно — с гордостью, что вот уже три года одержим гордыней, но ему на это глубоко наплевать. Мальчики вообще не очень-то поддержали этот разговор, он был им непонятен и поэтому не интересен…

Бедный Джойс, разве для них он писал?

— А я этого Джойса вообще не перевариваю, — к ним подошел Бродяга.

— Да что ты вообще его читал?

— Что надо, то и читал.

Лиам презрительно пожал плечами — он искренне любил ирландскую литературу (и на английском языке тоже, ужасно, да?) и не любил, когда ее начинали ругать, не читавши или не попытавшись понять смысл прочитанного.

Анна молчала. Гилли осторожно скосил глаза в ее сторону и увидел, что она тоже потихоньку наблюдает за ним. Заметив, что ее маневр разгадан, она отвернулась, потом открыто взглянула в его глаза и улыбнулась.

Глаза мои видят.

Будем друзьями?

«Дрозд в кустах зеленых песни распевает, а у меня, бедняжки, сердце день и ночь страдает»

Директор школы молча вышел вперед. Его фигурка, облаченная в строгую черную сутану, казалось, возвышалась над всеми. Похожий на маленькую черную птичку, он будто парил над рядами мальчиков, выстроившихся вдоль стен зала. Группа учителей скорбно и торжественно реяла у него за спиной. Порядок, Скука. Смерть…