Мой Шелковый путь

– Давай прогуляемся, Алик, – предложил Володя. – Подышим воздухом. А то ты места себе не находишь.

– Прогуляемся, – нехотя согласился я, потому что сидеть в камере и смотреть на пакет с прессой, я больше не мог. На нервной почве меня начало мелко трясти.

– Может, суд перенесли? – предположил Володя, когда нас вывели во двор. Он поднял глаза к небу и глубоко вздохнул. – Господи, как же красиво плывут облака...

– Суд назначен на утро...

– Может, на вторую половину дня перенесли? Тогда выпустить могут и вечером.

– Всегда выпускают днем, – возразил я.

Почти ежедневно мы слышали, как адженти выкрикивал, шагая по коридору, чье-то имя, а потом произносил: «Либерта! Свобода!». Потом поворачивался ключ в замке одной из камер, и счастливчик шел по коридору, упиваясь своим счастьем, а из всех камер звучали громкие поздравления тех, кому до свободы оставались еще месяцы или годы.

Ах, это сладкое слово «свобода»... С каким нетерпением ждал я его в тот день!

Побродив по двору, мы вернулись в камеру.

–Я устал ждать, Вова, – признался я.

– Наберись терпения, Алик. Скоро тебя позовут.

– Странное состояние сейчас. Легко на душе, но и тревожно. Знаю, чувствую, что вот-вот уйду отсюда, но есть какая-то глубоко спрятавшаяся боязнь... А вдруг что-то неправильно пойдет? Даже думать об этом страшно. Суеверный я, кажется, стал. Боюсь мыслью спугнуть действительность.

– А ты не бойся. Наслаждайся чувством предвкушения. Как о женщине думаешь, предвкушая любовь с ней, так и ты думай о выходе отсюда. Наслаждайся. Это самые сладкие минуты.

Примерно через час я услышал в коридоре шаги адженти. Распахнув дверь в нашу камеру, он остановился на пороге, посмотрел на меня и проговорил негромко: «Препарате роба», – то есть велел мне собирать вещи.

– Perche? – спрашиваю. – Зачем?

Адженти шагнул ко мне, чуть нагнулся и почти шепотом произнес заветное слово «либерта». Мне очень важно было это слово, я ждал его, в тот день оно было самым главным.

– Либерта, – повторил я и улыбнулся.

– Ну что, Алик, давай прощаться, – протянул мне руку Володя. – Бог даст – свидимся.

Несколько минут мы стояли, пожимая друг другу руку, и мне казалось, что я никак не могу повернуться и уйти.

– Все, Алик, иди, – подтолкнул меня Вова. – Теперь ты вольная птица. Летай легко и больше не попадай в клетку.

Я взял вещи и пошел следом за адженти.

Из всех дверей кричали: «Тио Алекс! Дядя Алекс!» Они хлопали в ладоши, поздравляли, а я кивал им, кивал то направо, то налево, кивал и улыбался. Хотел бы я увидеть ту мою улыбку – счастливую улыбку на растроганном лице.

Когда мы вышли из тюремного коридора и все голоса стихли, я прислушался к себе и понял, что меня переполняет страх. Свобода была настолько близка, что мне начало казаться, будто меня просто дразнят, издеваются надо мной. Полиция могла удумать что угодно. Верить никому уже не мог и не хотел. Все время ждал подвоха. Страшного подвоха...

Через несколько минут мы вошли в комнату, где ждала дежурная. Она равнодушным взглядом заглянула в какие-то бумаги и спросила, сколько денег у меня было на счету, когда я попал в тюрьму.

– Две тысячи было, – ответил я, – осталось тысяча триста.

Она кивнула и позвонила куда-то. Выслушав прозвучавший в трубке ответ, дежурная хищно облизала пухлые губы и указала на дверь.

– Идите туда.

За дверью меня ждал сутулый охранник. Молча мотнув головой, он глазами сделал знак, чтобы я следовал за ним. Шурша пакетом по каменному полу, я двинулся за охранником. Он свернул за угол и отворил железную дверь.

– Туда, – велел он.

Я вошел в камеру, где стояла деревянная лавка, а он ушел.

Прислушиваясь к звуку удалявшихся шагов, я присел на краешек лавки. Сердце мое стучало учащенно. Нервы были на пределе. Одна беспокойная мысль сменяла другую. А вдруг меня просто решили перевести в другую тюрьму? Или отпускают отсюда, а за воротами уже ждет полицейская машина, чтобы арестовать по какому-нибудь новому обвинению? Панический страх овладел всем моим существом. И в ту минуту, когда я понял, что вот-вот потеряю над собой контроль, я услышал шаги.

Дверь открылась, вошел полицейский. Поправив фуражку, он молча поманил меня за собой. Я подхватил мешок с газетами и засеменил следом.

Мы вышли во двор. Небо над нами угасало, на землю спускалась ночь. В сгущающемся сумраке поблескивало несколько автомобилей. Полицейский неторопливо шагал к ближайшей машине.

«Ну вот, – мелькнуло у меня в голове, – сейчас повезут... „Вороночки“ уже наготове».

Но мой провожатый обогнул машину и пошел дальше. Я облегченно вздохнул.

Чуть дальше стоял другой автомобиль – низенький, темненький. Внутри я заметил двух человек. Один из них курил, и красный огонек сигареты сатанински подсвечивал его усатое лицо. Сидевшие в машине явно кого-то ждали.

«По мою душу», – решил я.

Но и мимо этой машины мы прошли, не остановившись.

И все ближе были ворота тюрьмы. Уже различались неровности серой краски, уже видна стала мошкара, вившаяся под фонарем, висевшим около ворот, уже совсем близко, совсем...