Мой собственный Париж

Так что я совсем не знала, куда иду, когда после утомительного перелета и заселения я вышла из отеля с блокнотом в руке. Я была в Париже. Я была в Париже столько раз, что потеряла счет – с семьей, с однокурсниками, по работе, с бывшим молодым человеком, с которым мы тогда чуть не расстались на мосту Искусств.

Возможно, мне следовало бы сперва выспаться. Возможно, я должна была бы съесть что-то более сытное, чем батончик со злаками, который валялся на дне моей сумки с тех пор, когда я писала свою третью книгу. А возможно, все случилось так, как и должно было случиться. Просто спросите Сартра.

В эту поездку я проводила исследование для моего восьмого романа «Дело об орхидее», который, чтобы вы знали, был посвящен не ошибкам начинающих садоводов, а шпионам во время войн Наполеона, которые любили давать друг другу клички по названиям цветов – как в моем романе, так и в действительности. Выдуманная мной шпионка с позывным «Серебряная орхидея» должна была получить доступ к дому одного высокопоставленного чиновника наполеоновского министерства полиции под прикрытием скромной служанки. И если вам кажется, что все это звучит как сюжет мюзикла «Звуки музыки» без монашек или нацистов, то да, в целом это и было моей задумкой. Просто замените штрудели на багеты. Я задалась целью исследовать эти багеты как можно более тщательно, лучше с помощью масла или даже банки варенья.

Но сначала мне предстояло узнать немного о полицейском департаменте префектуры Парижа – о его работе, его персонале, его месторасположении. Моя книга должна была начаться сценой, в которой герой, тот самый высокопоставленный представитель полиции, допрашивает кого-то в офисе префектуры. И именно там я столкнулась с одной из многих сложностей, сопровождающих написание книги о Париже девятнадцатого: здание было разобрано. То же самое произошло и с тюрьмой при аббатстве, которая должна была занять важное место в моем повествовании. По моим подсчетам, тюрьма L’abbaye в прошлом находилась где-то в центре бульвара Сен-Жермен – факт, о котором я узнала, когда меня чуть не сбил мопед. Парижский архитектор середины девятнадцатого столетия Барон Хауссманн создал много проблем для писателей исторических романов.

К счастью, я нашла – о, радость! О, нежданная благодать! Музей префектуры полиции, который, судя по сайту, мог порадовать меня ценной информацией о работе полиции Парижа прошлого и настоящего. Музей был расположен по адресу: Монтань Сен Женьевев, 4. На его сайте были фотографии комнат с аккуратными витринами, стенами, украшенными документами в рамках, манекенами в униформе 1870-х годов и с париками, похожими на дурацкие прически из 1970-х. Когда я отправилась вниз по склону – не зря эта улица была названа в честь горы, я представляла, что здание, которое мне предстояло найти, будет одним из узких и близко стоящих жилых домов с выставочными залами, расположенными на четырех или пяти этажах и соединенными узкой лестницей.

Те из вас, кто знаком с Парижем, наверняка уже заметили мою ошибку. У них нет таких домов или таунхаусов. Или, по крайней мере, у них нет привычных мне таунхаусов. В Париже их нет вообще, он застроен отелями, а это абсолютно другой зверь. Музей Клюни, музей Жакмар-Андре, музей Коньяк-Жэ – все они находятся в длинных и низких зданиях, тянущихся целый квартал. Я понимала это головой. Но я была наивной женщиной из Нью-Йорка, которая какое-то время жила в Англии. Дом представлялся мне узким и кирпичным, с покатой крышей и слуховыми окнами.

Не нужно даже говорить, что я не нашла никакого кирпичного таунхауса по этому адресу. Когда я спустилась к самому низу холма, вместо этого я увидела пустырь. Десятки полицейских машин окружали современное здание, которое выглядело как бетонный блок на сваях. Жандармы в пухлых черных куртках слонялись около своих машин, покуривая сигареты.

Я снова поднялась на холм в полной уверенности, что я пропустила музей. Вверх и вниз, вниз и вверх, сначала в одну сторону улицы, потом в другую.

Пока я все кружила около полицейского участка, его работники начали замечать меня, с подозрением следя за моими перебежками из-под сигаретного дыма. Я не могла понять, что заслужило столь пристальное внимание – мои воровские повадки или исследовательский гардероб, состоявший из лоферов на высоком каблуке, джинсов и рубашки летнего розового цвета, а не черного оттенка, принятого в Париже. Мои волосы выглядели так, словно я засунула палец в розетку, что было результатом неспокойного сна в сиденье самолета. Мой вид был совсем не комильфо.