Мой сталкер

Когда твой день рождения в субботу, удовольствие от праздника множится. Жаль, что умножать на ноль нельзя. Точнее, можно, но в сумме все равно получается ноль. Сонная и растрепанная выхожу из комнаты, а у порога на полу уже стоит ваза с огромным букетом красных роз. В середине лежит подписанная открытка:

«Моей маленькой принцессе.

Будь самой счастливой.

Твой папа».

Обхожу букет и вижу говорящего по телефону отца, который сразу же кладет трубку с безразличным «перезвоню», когда видит меня.

– Именинница моя.

Папа подходит ко мне и обнимает. Так крепко и нежно, что я забываю все на свете.

– С днем рождения, радость моя.

– Спасибо, папочка.

– Цветы понравились?

– Да, очень. Только я чуть о них не споткнулась. Сколько же их там?

– Триста одна штука. А вот и подарочек, – сообщает он и берет со столешницы небольшой пакетик, который я сразу же открываю.

Бриллиантовые сережки и любимые духи.

Чувствую запах банановых оладушков, политых медом и посыпанных кешью.

Если можно быть наполовину счастливой, то сейчас у меня именно такое состояние. Папа радует меня, как и всегда, но его недоверие к Андрею и нежелание идти навстречу приглушают эту радость.

Десять. Одиннадцать. Двенадцать.

Позавчера я убила день на то, чтобы уговорить папу ничего не устраивать и никого не звать – ни Влада, ни друзей семьи. Не хочу видеть никого, кроме Андрея. А он даже не дает о себе знать, не пишет, хотя вроде должен (хотя бы из вежливости) уделять внимание мне. Пускай у нас не получится сегодня встретиться, но можно же что-то написать…

Час. Два. Три.

А он лишь узнал вчера наши с отцом планы и пропал. Демонстративно или нет – понять сложно. Просто больше не заходит. И не читает мои вчерашние сообщения.

Четыре.

Наверное, хочет меня проучить. Показать, что если я не могу спорить с решением папы, не могу встретиться с ним сегодня, то и крошечного поздравления не достойна.

– Так, у нас столик на шесть часов заказан, сегодня я даже разрешаю тебе выпить.

– Морса?

Улыбается.

В детстве я частенько просила дать мне выпить – шампанское, вино, коньяк. Все просила. Родители покупали морс, говоря, что это алкоголь. И морс я не любила, противный вкус, но выпивать наравне со взрослыми было вопросом чести и принципа.

– Можешь даже что покрепче.

– Рано, два часа еще есть.

– Да, но ты иди собираться. Поедем через час.

Ресторан – это, скорее, для папы. Выход в свет с единственной дочерью.

Он любит праздники вне дома – ему так проще.

Я собираюсь. Проверяю телефон. Собираюсь.

Не пишет. И снова не пишет.

Пытаясь сдержаться, блокирую экран. Не смотрю на последнюю активность. Без того знаю – со вчерашнего вечера не заходил. А я скучаю так сильно, как умеют только герои в книгах, когда их разлучают, прикрываясь интригами, конфликтами, сюжетными поворотами. Скучаю как тот одинокий мамонтенок, плывущей за мамой на белом корабле. Я помню его песню. Когда мне было лет семь, папа утверждал, что детям нельзя такое показывать (хоть это и детский мультик). Тогда я слушала песенку бедного мамонтенка и плакала навзрыд. И если сейчас посмотрю, то реакция останется той же.

Интересно, он смотрел в детстве этот мультик? Плакал под него? Что ни увижу, о чем ни подумаю – постоянно гадаю, как он относится к этому. Как Асадов с грушей – а как ему эта груша?^[4]

Нет, я все-таки напишу, хоть во мне и играет обида. Поделюсь с ним. Поблагодарю за «воспитательный момент».

Печатаю. Стираю. Обычный ритуал. Печатаю. Злюсь.

спасибо за то, что целый день не выходишь на связь

если причина тому – только то,

что мы не виделись 3 дня

и ты не можешь понять моего отца,

то очень некрасиво с твоей стороны

еще раз спасибо, волшебный день

И ничего.

Минута его молчания – вечность моего одиночества.

Самый грустный праздник.

Автор нашей истории явно издевается.

Я не верю, что он может меня проучить. Не написать ничего за целый день. Не позвонить. Пускай бы поссорились, повод всегда найдется. Повод и так есть. Но не нужно молчать.

Размазываю тушь по лицу. Не напишет в течение десяти минут – значит, разлюбил.

Не пишет.

Разлюбил.

если ты остыл, мог бы сказать прямо, а не игнорировать)

спасибо, Андрей

спасибо, что влюбил меня и растоптал

впрочем, для тебя это обычное дело

Растоптать. Уничтожить. Разучить дышать.

Какой вообще ресторан?

Хочется обнять подушку, испачкать мягкое облачко остатками туши, заткнуть уши наушниками и слушать, слушать, слушать.

Я мечтаю, чтобы он написал.

Если папа все-таки пригласил кого-то – а он может, – то настроение из плохого вот-вот превратится в кошмарное. Продолжаю вытирать тушь салфеткой. Некрасивая. Несчастная.

Открывается дверь.

Встаю, хочу посмотреть, к чему готовиться.

А у входной двери… Все-таки не могу дышать. Не знаю – радоваться или нервничать. Лучше бы он просто написал.

Вижу самоуверенного Андрея с цветами. Папа открыл дверь и смотрит на него.

– Так что, я пройду?

– Нет, ты не пройдешь, – твердо отвечает папа.

– Хорошо, я постою здесь.