Но в скандалах, происходящих в Опера́, меня всегда восхищало соблюдение регламента скандала: там и это прописано в правилах жизни труппы. Степень дозволенного прописана. Вы можете скандалить относительно той ветки, на которой сами «сидите». Вы не можете поскандалить с артистом выше вас по рангу или, не дай бог, с этуалью. Потому, что слово этуали – закон. Вот почему театр так тяжело дает это звание.
В труппе Парижской оперы единовременно могло быть только 14 этуалей – 7 балерин и 7 танцовщиков (сейчас их стало больше). Положение первого танцовщика и первой танцовщицы с финансовой точки зрения часто выгоднее, чем у этуали, так как у этуали фиксированная зарплата, а у первых танцовщиков и первых танцовщиц часто идет доплата за количество спектаклей, в которых они участвуют.
Этуаль – не только высший ранг артиста, это пожизненные привилегии. В возрасте 42-х лет все артисты Опера́, без исключения, автоматически выводятся на пенсию. Но только этуали обязаны предоставить место педагога в Парижской опере. Этуаль – достояние страны.
Помню, гораздо позже по годам, на сцене Опера́ Гарнье состоялся гала с участием артистов Парижской оперы и Большого театра в честь С. П. Дягилева. В I акте я танцевал «Шехеразаду», во II акте шел балет «Петрушка» М. Фокина. Заранее вывесили список – кто и где будет стоять в зависимости от своего ранга на сцене на финальных поклонах. Увидев дислокацию, этуали Опера́ возмутились, начался скандал, потому что одну из наших балерин решили поставить в середину. Вопросов, почему Цискаридзе стоит в центре, ни у кого не возникло. Я уже был «своим Николя», признанным Опера́.
В том не было ничего удивительного. Я соблюдал все театральные правила, трудился с утра до ночи, не вступал ни в какие конфликты, звезду из себя не изображал. Труппа Опера́ это оценила. Когда Брижит Лефевр поинтересовалась, как должны стоять артисты на сцене, то услышала: «Tsiskaridze est milleur tout le mond à cоtés!», что значит «Цискаридзе в центре, остальные по сторонам!».
Вернувшись в Париж к своей первой «Баядерке», я уже пришел в Опера́ как к себе домой, в коллектив, который я знал и где все знали меня. Труппа встретила меня тепло, что было очень приятно. На мой спектакль 29 декабря приехало все руководство Большого театра – Иксанов, все его заместители, Акимов тоже. В зале: Ролан Пети с Зизи Жанмер, Ив Сен-Лоран, Пьер Карден, прилетел из Лондона Клемент Крисп, который потом написал очень лестную для меня рецензию в The Financial Times, – в общем, весь цвет французского искусства и общества. Ко мне было приковано какое-то повышенное внимание. Перед началом спектакля на сцену прибежала одна из педагогов-репетиторов: «Господи! Какой бомонд в зале! Я давно такого не видела!» В Опера́ есть традиция, непривычная для нас: перед началом все, включая Юга Галя и Брижит Лефевр, подходили ко мне и желали удачи. А мне так страшно было…
Странные мысли иногда приходят в голову на сцене, всплывает что-то совершенно неожиданное даже для себя самого. Стоя в кулисе, за секунды до своего первого выхода в «Баядерке» на прославленную сцену, я почему-то подумал про то, что когда-то русские войска вошли в Париж, одержав победу над Наполеоном, и теперь я со своей стороны должен покорить французов.
Танцевал я, скажу без лишней скромности, очень прилично, с настроением и полной отдачей. Поднял без заминки на верхнюю поддержку Гамзатти, в то время как двум артистам Опера́ это не удалось. Они вдвоем не смогли ее наверх выжать! Этот момент сделал меня в глазах всех присутствующих просто героем. На видеозаписи спектакля несложно заметить, что размеры наших талий с партнершами просто несопоставимы.
Но решающим для артистов в «Баядерке», кто бы ни переделывал Петипа и ни ставил там свое имя, является гениальный акт «Теней». Когда шла уже кода, Никия делала перекидные прыжки, а я готовился вылететь на сцену из-за кулисы, вспомнились вдруг последние две строчки стихотворения на грузинском языке, которое я выучил в детстве лет в шесть. В дословном переводе на русский: «Ты, грузин, своими достижениями прославляй и радуй свою Родину…» Откуда что берется?! С этими словами я бросился на сцену…
До того момента я никогда в жизни не вспоминал это стихотворение. Оно обычно печаталось в «Азбуке» грузинского языка на первой странице. Его в Грузии все дети всегда заучивали наизусть. Называется оно «Утро». Это как в учебнике русской литературы «Травка зеленеет, солнышко блестит». Под стихотворением, естественно, тоже на грузинском, стояла фамилия автора – Иосиф Джугашвили. То, что Джугашвили и есть Иосиф Сталин, я в те годы понятия не имел. Ни дома, ни в школе нам о том не говорили. Стихотворение всего в три четверостишия, очень красивое. В нем рассказывается о том, как утром просыпается природа, как поет соловей, как роза распускается, и заканчивается тем, что автор, воспевая красоту Грузии, желает, чтобы каждый грузин прославлял свою страну, приносил ей пользу.