Читаем Мой театр. По страницам дневника. Книга I полностью

Этот момент за кулисами Парижской оперы отпечатался в моей памяти так отчетливо, что, приехав домой, я стал искать информацию о стихотворении в Интернете. Выяснилось, что Сталин сочинил его, будучи учеником православного духовного училища в Гори. В конце XIX века в Грузии провели литературный конкурс среди молодых поэтов. Выиграл его Джугашвили, чьи сочинения особенно высоко оценил сам Илья Чавчавадзе, поэт и реформатор грузинского языка. Джугашвили было, по-моему, то ли четырнадцать, то ли тринадцать лет.

Эта победа стала одним из главных оснований для того, чтобы Иосифа взяли на обучение в Тбилисскую семинарию. По закону там имели право учиться исключительно отпрыски родовитых семей или дети священнослужителей, босяков туда не брали.

Узнав об этом, я стал читать другие стихотворения Джугашвили. Оказалось, что в юности он был признан классиком грузинской литературы. То есть задолго до того, как стал И. В. Сталиным.

Прошло много лет. Давая какое-то интервью, я рассказал про эту историю, произошедшую со мной в момент стресса за кулисами Опера́. Боже мой! Какое количество обвинений вылилось на мою голову за эти слова в свободной прессе. Меня объявили злостным сталинистом и долго не могли оставить в покое.

Но свою коду в «Баядерке» я станцевал очень хорошо, публика ее принимала уже на ура. Это был настоящий успех, я покорил французов, чувствовал себя победителем и был безмерно счастлив.

31 декабря был еще один очень удачный спектакль. После него вместе с Машей Зониной мы поехали справлять мой день рождения и встречать Новый год домой к Брижит Лефевр. Она устроила прекрасный праздник с тортом и еще бог знает с чем. С этого момента я ее называл «моя французская мама». Я был очень признателен Брижит за ее поддержку и тепло, которое она мне дарила в Париже.

70

1 января я оказался в гостях у Александра Васильева, сегодня популярного телеведущего, историка моды. Для меня просто Саши. Он был на моей «Баядерке» и, как светский человек, был удивлен числом известных людей на квадратный метр: «Я такого в Опера́ давно не видел».

С Сашей мы знакомы давно. Он – сын моего педагога по актерскому мастерству в МАХУ – Т. И. Васильевой. Их квартира находится на Фрунзенской улице, поблизости от училища, в двух минутах ходьбы от моего дома. Мы с Татьяной Ильиничной постоянно встречались не только в школе, но и на улице, около метро, в троллейбусе. Она ходила на все мои спектакли, а когда Саша приезжал в Москву, они приходили в театр вдвоем. Татьяна Ильинична часто мне звонила, мы с ней много общались. Я был у нее любимчиком в школе, потому что книги читал, среди учеников то было большой редкостью.

Оказавшись в Париже, я, конечно, сразу позвонил Васильеву, выяснилось, что они с моей переводчицей Машей Зониной вообще в одном классе учились. В мою честь в своей парижской квартире Саша закатил потрясающий ужин, специально приготовил «coq au vin» – петуха в вине. Пригласил к себе и Марину Голуб, которая была в Париже на гастролях. За ужином мы хохотали от души. Марина и говорит: «Саша, скажи, пожалуйста, а как ты делаешь „кокован“? Какой петух для этого нужен?» Тот на секунду задумался и совершенно серьезно выдал рекомендацию: «Надо взять две большие курицы и сделать петуха!»

Поскольку 4 января у меня была последняя «Баядерка», 2 января я пошел репетировать. В коридоре, на входе в Парижскую оперу, были вывешены несколько весьма комплиментарных в мой адрес рецензий. В том числе, и во влиятельной Le Figaro за 31 декабря с моей фотографией. Обо мне там было очень хорошо написано. Заканчивалась статья тем, что напоминала о еще двух моих «Баядерках», кроме того, меня тепло поздравляли с днем рождения, а в конце стояло «à bientôt», то есть до скорого свидания. Когда я входил в театр, статья находилась на месте, когда я выходил из театра, статья уже была содрана. Я подумал: «Значит, действительно, успех! Удалось!» Пошли разговоры, что Опера́, возможно, пригласит меня танцевать «Пахиту» в версии П. Лакотта, с тем я в Москву и уехал.

71

15 января мне предстояло танцевать «Щелкунчик» в Большом театре. Вдруг объявили, что на спектакле будет присутствовать В. В. Путин с каким-то важным гостем, то есть предстоял правительственный спектакль. Когда Г. Н. Рождественский ушел из ГАБТа, главным дирижером назначили А. А. Ведерникова. Он никогда не дирижировал «Щелкунчиком».

Я выписал репетицию с дирижером спектакля, как это обычно делается. Мы с Марьяной Рыжкиной, танцевавшей Машу, сидим, ждем его в зале. Звонят: «Ведерников не может прийти». У нас-то спектакль готов, а у Ведерникова конь не валялся. Ждем его второй день, он опять не приходит. Опять звонят: «Извините, пожалуйста, он не может, давайте завтра. Завтра он будет сто процентов». А у нас через день спектакль.

Третий раз со Стручковой и Фадеечевым ждем его в зале. Репетиция с 12.00 до 14.00 назначена – нет никого! Я пошел к Иксанову. Тот был занят. Я решил, что успею к себе в гримерку зайти.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное