Мой театр. По страницам дневника. Книга I

Стоим мы с Антоничевой, раскланиваемся перед занавесом в The John F. Кеппеdy Center, и получилось, что человек, который нес букет, прошел мимо Ани. Она уже протянула руки, обрадовалась, а букет проплыл мимо, прямо ко мне. Понимая всю неловкость ситуации, я повернулся к ней, протянул руку, чтобы вывести ее вперед и подарить ей этот букет, но! В этот момент Антоничева выдергивает у меня свою руку и в слезах убегает со сцены. Я за ней. Она ни в какую. Вернуть ее на сцену в тот вечер не удалось. А в зале, как нарочно, собрались американские критики во главе с А. Кисельгоф. Понятное дело, что на следующий день все газеты писали только об этом скандале.

Антоничева долго не могла успокоиться по этому поводу, ее уже и американская сторона пыталась вразумить, что я не знал о букете. Но Аня кричала, рыдала, что якобы я все специально организовал, чтобы ее унизить. А в Москве нас ждала общая «Легенда о любви». Я решил про себя, что станцую этот спектакль и попрошу, чтобы ее больше со мной никогда не ставили.

Петербург все-таки был моим спасением и настоящей отдушиной в такие моменты. В Мариинском театре мне предложили станцевать классическую версию «Лебединого озера» в редакции К. М. Сергеева. Для исполнителя партии Зигфрида – это прекрасный, легкий балет. Там устаешь только от одного – от ходьбы по сцене. Особенно надоедает IV акт, где надо ходить, ходить, ходить. После «Лебединого» Григоровича это просто пенсионный спектакль. В общем, я его тогда станцевал единственный раз в своей жизни.

А дальше я должен был ехать снова в США, чтобы на гастролях уже с Мариинским театром танцевать «Лебединое», «Баядерку». Однако накануне отъезда было принято решение, что брать меня, артиста Большого театра, туда не надо. Это был мой 10-й сезон. Я ушел в отпуск, ожидая приглашения на «Пахиту» П. Лакотта в Парижскую оперу.

77

Вернувшись в Москву, обнаружил, что в сентябре в ГАБТе нет ни одного спектакля с моим участием. Сезон 2002/2003 открылся «Лебединым озером» с любимой балериной руководства А. Волочковой и специально приглашенным артистом Мариинского театра Е. Иванченко. Я снова был вынужден идти к Иксанову. Акимов сделал удивленное лицо: «Как, мы оставили Цискаридзе без спектакля?! Открывается здание филиала. Там будет спектакль для строителей, Цискаридзе в нем занят!»

7 сентября для строителей Новой сцены Большого театра дали «Шопениану». Я танцевал с Е. Андриенко, М. Аллаш и Н. Маландиной. Весь пол оказался в таких щелях! Тут же, перед телевизионной камерой, стоял какой-то прораб и рапортовал: «Здесь самый лучший пол на земле, самый современный…» Когда министр культуры Швыдкой поднялся на сцену, я прямо при камерах сказал: «Простите, но это неправда! Пожалуйста, дайте вашу руку!» Он протянул мне свою руку, я ткнул ее туда, где линолеум проваливался. «Здесь нет ничего. Здесь никакого пола нет», – сказал я. Мы должны были танцевать на бетонном, с немыслимыми щелями полу, наспех накрытом линолеумом.

Конечно, за такие вещи руководство меня ненавидело. Никто из них и пискнуть за дело не хотел, все боялись. Разве можно рисковать своим «доходным местом»?! Я же сделан совсем из другого теста. Все время боролся. За что? Не за двойную оплату или благодарность с занесением в личное дело, а за то, чтобы на сцене кулисы были повешены правильно, чтобы пол был сделан нормальный, ведь на этом цементном полу можно было убиться в прямом смысле слова.

Едва не покалечившись на Новой сцене ГАБТа, мы поехали в Канны, где под руководством Н. С. Михалкова проходил фестиваль «Русские сезоны».

78

В то время мы с Геной Яниным приятельствовали. Он теперь сидел со мной в одной раздевалке, заняв место Ю. К. Владимирова. На гастролях я всегда брал Гену к себе в гримерку. Если ехал куда-то и мне полагается машина, то Гена ехал со мной.

В Каннах, естественно, ближе всех к сцене посадили одеваться Уварова и Филина. В самом дальнем углу оказался я, Гена рядом. Так как я всегда дружил с гримерами и костюмерами, если им на гастролях не хватало отдельной комнаты, их тоже всегда сажали ко мне. В концерте я танцевал «Шопениану», а Гена во втором отделении «Нарцисса» К. Голейзовского.

Это были первые гастроли, куда поехал как руководитель О. Т. Мисковец – замдиректора Большого театра. Начав с гардеробщика в БДТ, он сделал там карьеру, стал сначала администратором, а потом и замдиректора. Когда Иксанова назначили генеральным директором ГАБТа, он назначил Мисковца своим заместителем.

В общем, в Каннах этот человек, очень забавно одетый, всем хотел показать, что он здесь самый главный. Все над ним смеялись, футболили его и посылали в известном направлении. Моя персона давно не давала Олегу Тарасовичу покоя. Фамилия Цискаридзе стояла на афишах в Каннах, потому туда съехалось много моих поклонников из Парижа, Лондона, из разных городов Германии. Я выходил из отеля, люди меня поджидали, чтобы взять автограф и пообщаться.