Читаем Мой театр. По страницам дневника. Книга I полностью

Вокруг моего ввода в «Щелкунчик» было очень много шума. Театр. Слухами земля полнится. Старый Новый год! Пестов сидел в первом ряду. После спектакля Пётр Антонович подарил мне деда-мороза с колокольчиком и открытку. Когда хотел, он мог быть очень трогательным и даже нежным: «Поздравляю с первой премьерой в качестве премьера. Главный экзамен на право ведущего танцовщика успешно выдержан на самой престижной сцене мира – большая работа в Большом на большой сцене. Дед Мороз прозвонит всем об успехе. Диплом защищен с отличием. Теперь взять, удержать, расширить и принять тяжелый крест ведущей фигуры в деле. С Рождеством! С Новым годом! Он встречен так, как ни у кого. Канун Нового года встречен бокалом успеха».

Тогда я первый раз понял, как он любит нас – своих учеников, как безумно переживает, как он зависим от нашего успеха и как для него все это важно. Один из немногочисленных друзей Пестова как-то мне сказал: «Петька всю свою жизнь комплексовал, что он не премьер, хотя фанатично любил балет». Это на самом деле так. И потому всю свою любовь к профессии, всю свою энергию, весь свой комплекс нереализованности Пётр Антонович вложил в нас, своих учеников.

Я сейчас очень хорошо его понимаю, потому что каждый раз, когда мои ученики выходят на сцену, я танцую вместе с ними. Когда заканчивается спектакль, у меня такая потеря энергии, как будто я сам только что танцевал. Во время спектакля я то подпрыгиваю, то у меня схватывает спину. Я понимаю Пестова, который все время стоял в кулисе, бледнел, трясся, голосил, пытаясь таким образом нам помочь и поддержать.

…В Директорской ложе в вечер моей премьеры яблоку негде было упасть. Впереди всех с гордым видом, важно поглядывая на переполненный зрительный зал, сидела М. Т. Семёнова, Г. С. Уланова скромно ютилась в углу, рядом Р. С. Стручкова, пришла даже Е. С. Максимова, что для нее было совсем не характерно. Пришел директор театра В. М. Коконин. Григорович в тот вечер не появился, но пришла Н. И. Бессмертнова и принесла от него подарок – коробочку конфет и открытку, которую я храню. Те, кто знает Юрия Николаевича и Наталью Игоревну, понимают, что это значило.

В кулисах стояли все премьеры и примы-балерины театра, педагоги. Все, кто был в состоянии бегать, ходить, ползти. У меня есть снятый на видео кусочек закулисья после премьеры, с Симачёвым, он очень волновался.

Спектакль вел режиссер И. А. Перегудов. Я так это хорошо помню: стук в дверь, и Игорь Александрович говорит: «Николай Максимович, можно я дам третий звонок?» Для меня это было просто потрясение. Неужели он обращается ко мне?!

Естественно, мой костюмер Саша Назарьянц был рядом со мной в тот вечер, все мои гримеры… Можно не поверить, но грим, блестки, спреи для «Щелкунчика» я купил еще в 1990 году в Токио на гастролях, когда переходил с I на II курс школы. Потратил очень большие деньги. Все мне пригодилось, и много лет потом пригождалось, какие-то запасы до сих пор есть. Такой был ребенок, нацеленный на дело.

28

И начался спектакль. Принц впервые появляется на сцене в момент, когда Щелкунчик-кукла превращается в Щелкунчика-Принца. Все было как во сне. Не верилось, что в 1985 году, увидев этот балет впервые с Наташей Архиповой, я важно сказал, что буду «главным в красном», но это же случилось!

Больше всего в I акте я боялся «свечки». И когда мы с Наташей ее сделали, я немного выдохнул. Получилась! Надо учесть, что когда репетируешь в зале – там светло, когда выходишь на сцену – полутьма, на тебя светят лучи софитов. Это совсем другое ощущение. К тому же я близорукий, а Наташа бежит на меня… Спустя два-три года мне уже было все равно, бежит балерина, не бежит – я знал, что в любом случае ее подниму, а на премьере все было очень волнительно, очень…

Наконец я добрался до сцены «Снежинок». Господи, с каким счастьем я летал в pas de chats по сцене. Это же моя стихия – pas de chat!

II акт начинается в лодочке. Я Наташе и говорю: «Сейчас моя самая большая мечта в жизни исполнилась, вот она!» И когда нас с Наташей на очень приличной высоте стали раскачивать, наступил такой кайф! Я мечтал об этой лодочке девять с половиной лет! Я вообще не боюсь высоты. Всю жизнь на этой сцене кричал рабочим: «Поднимите нас повыше и раскачайте побольше!»

А впереди тяжелые сцены. Наташа-то понимала, что в adagio ей придется отработать и за себя, и за меня. Она на меня посмотрела: «Колечка, аппетит приходит во время еды». Нас спустили, теперь «Грот» – сцена боя с мышами. Я лихо выскочил на сцену, сделал первый прыжок – и моя сабля, звеня, упала на пол…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное