Мой темный Ромео

— Я лучше сделаю это стоя.

— Если ты не будешь мне потакать, я лучше вообще не буду этого делать, — огрызнулась я. Затем, чтобы скрыть свой план, я смягчила свой подход. — Все, что мы делали до сих пор, было на твоих условиях. Это важно для меня. Мне нужно чувствовать, что у меня тоже есть право голоса.

Ромео нахмурился, взвешивая мои слова и, наконец, подчинился. 

— Воспользуйся моей доброжелательностью и уверяю тебя – тебе напомнят, что у меня ее совсем нет.

С дрожащими коленями я подождала, пока он распластается на моем матрасе, прежде чем взобраться на него, оседлав его узкую талию.

Он уставился на меня, безразличие уступило место блеску желания в его глазах цвета тумана.

— Это все так ново и чуждо для меня, — я облизала губы, чувствуя, что краснею, потому что на самом деле это не было ложью. Я возилась с пуговицами его рубашки, расстегивая их трясущимися пальцами.

— Я сказал, что не буду раздеваться.

— Я тоже разденусь. Я обещаю.

Я застряла на его изготовленных на заказ запонках RF. Он взял верх, удаляя их с нетерпеливым рычанием.

Я колебалась. 

— Надеюсь, я тебя не разочарую.

— Хоть я и не фанат твоей личности, я бы заплатил хорошие деньги, чтобы посмотреть, как ты сидишь и дышишь, — признался он, его голос огрубел. — Все, что тебе нужно делать, это быть живой, чтобы у меня встал, так что не волнуй свою хорошенькую головку о том, что ты не справляешься.

К сожалению, это была самая милая вещь, которую он когда-либо говорил мне.

Его рубашка ниспадала на пол, обнажая скульптурную верхнюю часть тела. Мои кончики пальцев покалывали, моля о том, чтобы пробежаться по его великолепному прессу. Вся гладкая загорелая кожа, выпуклые шесть кубиков, идеальные грудные и поджарые мышцы.

Вены на его бицепсах и предплечьях говорили о человеке, который поддерживал себя в блестящей форме. Я также остро осознавала, как легко он мог бы сокрушить меня своей силой, если бы захотел.

Я облизала губы, позволив своим рукам блуждать по его груди до пупка. 

— Господи, — выдохнула я, — ты прекрасен.

Он поймал мое запястье между пальцами, когда моя рука была на полпути к его штанам.

Его глаза впились в мои. 

— Если ты сядешь мне на лицо и позволишь мне съесть тебя через твою ночную рубашку, я куплю тебе Оперный театр «Астора».

Первые пятнадцать секунд я не могла осознать смысл фразы.

Это было совсем не похоже на него. Собственнический тон. Плотская настойчивость в его обычно мертвых глазах.

— Э… что?

— Я куплю его для тебя, — он не моргнул, мое запястье все еще было в его руке. — Ты можешь делать с ним все, что захочешь. Отменить ежегодный бал дебютанток. Сжечь его дотла. Сровнять его с землей и построить безвкусный торговый центр в качестве расплаты за то, как Чапел-Фолс осудил тебя в ночь на балу. Весь город узнает, что твой муж купил тебе это место только потому, что оно тебе понравилось.

Мои глаза вспыхнули, сердце застряло в горле. Мужчина был смертельно серьезен. Он явно не играл полной колодой, как сказал папа.

Нет смысла напоминать ему, что он стал причиной того, что я стала изгоем общества.

— Оперный театр «Астора» не продается, — сказала я, как только обрела голос. — Он принадлежит другу моего папы, Полу Данну…

— Все продается, если ты предлагаешь больше, чем стоит. Проверь теорию сама. Сядь мне на лицо, Даллас, и я дам тебе все, что ты пожелаешь. Я куплю тебе эту фабрику по производству японского печенья, если ты дашь мне полакомиться твоими соками.

Я смотрела на него с любопытством, трепет пробегал по моим венам. Моя сексуальность имела над ним мощную власть, как только он ослабил бдительность. Что случалось пока только один раз.

— Но потом ты вернешься в свой пентхаус? После того как мы…

— Да, — вспомнив себя, он отпустил мою руку, словно это был огонь. — Не путай похоть с подобным. Похоть – это влечение. Симпатия – это чувство. Я не питаю к тебе никаких чувств.

Я положила руку на край его штанов. 

— Тогда я предпочитаю делать все по-своему.

На этот раз я не стала возиться.

Я расстегнула его молнию до конца и села на колени, пока он спускал свои сигарные брюки.

В поле зрения появились его черные трусы. Пояс «Живанши». Этот человек был настолько богат, что я подозревала, что он вытирал задницу египетскими шелковыми простынями.

От очертания его члена у меня потекли слюнки. На секунду я искренне подумала о том, чтобы немного попробовать.

Он был длинным и толстым, форма его идеальной налитой кровью головки была видна сквозь роскошную ткань.

Забавно, как все мои женатые друзья говорили мне, что пенисы – больное зрелище для глаз. Я нашла пенис моего жениха довольно привлекательным.

Единственным его недостатком было то, что он был прикреплен к ублюдку.

— Печенька, — в его тоне было предупреждение.

— Хм?

— Око за око. Сними верх, пока я не сделал это за тебя.

Оторвав свой взгляд от его члена, я расстегнула розовые атласные ленточки, сохранявшие мою скромность. Его глаза загорелись желанием, когда две ленты упали ему на грудь.

Он схватил меня за талию, поднял в воздух и потянул вниз, так что мой вход уперся в его член, протащив меня по всей длине с болезненным шипением.