Мой убийственный отпуск (ЛП)

"Хорошо." Она легкомысленна, но у нее что-то есть в рукаве. Я могу сказать. И, кстати, я уже хочу взять свои слова назад, хоть и не могу. Даже несмотря на то, что мы остановили это расцветание… что бы ни было правильным для нас обоих. — Просто сделай мне одолжение, Майлз. Если ты не заинтересован в том, чтобы отвлекать меня, не говори другим моим потенциальным клиентам, чтобы они отвалили».

Проклятие. Пойманный. "Как…"

— Я видела твое отражение в темных очках Райана. Идиот .

Когда я слышу, как она произносит вслух имя другого парня, мои нервные окончания скручиваются, как вилка, крутящая спагетти. "Ой, прости." Я наклоняюсь так, что наши носы почти соприкасаются. «Хочешь флиппит-флоп, парень?»

«Лучше, чем вор трусиков». Она качает головой. «Зачем ты их вообще украл? Красный на самом деле не твой цвет.

Я сожгу их, прежде чем ты наденешь их для кого-то еще. Это совершенно запредельный хаос, творящийся в моей голове. И ни в коем случае я не могу позволить этому выйти из моего рта. — Я спасаю тебя от того, чтобы надеть их ради такого парня — и разочароваться.

Она прижимается носом — своим милым, идеальным носиком — прямо к моему. — Для кого я их ношу — не твое дело.

Я быстро забываю свое твердое решение держаться на безопасном расстоянии. Обращаться с ней не как с желанной женщиной, а как с частью расследования. Мой мозг выдает предупреждающие сигналы, пытаясь напомнить мне, что происходит, когда я перестаю быть объективным. Я чувствую слишком много вещей одновременно, когда дело касается ее, и я не знаю, как подчинить себе что-то настолько срочное.

Хуже всего то, что ей нравится моя грубая сторона. Спросил вчера по имени. В эту самую секунду она чуть ли не вынуждает меня своими остекленевшими глазами. Они приклеены к моему рту, ее пальцы очерчивают порезы на моем животе.

«Это так?» Я сильнее прижимаюсь к ее губам. Румянец. Так что мы обмениваемся вдохами в спешке. — Убери от меня этот рот, пока я снова его не трахнул.

У нее прерывистое дыхание. За ним следует дрожащий стон. И я облажался.

Я так облажался.

И я почти злюсь на то, как тщательно она меня манипулирует. Искушает меня. Я беру в руки передние лямки ее спасательного жилета и дергаю женщину на цыпочки, ее вздох омывает мои губы, и я просто смотрю на нее. Посмотри ей в глаза и попробуй понять, что, черт возьми, в ней такого особенного. Что оказывается большой ошибкой. Огромный. Потому что она даже не моргает. Она позволяет мне смотреть и не уклоняется от близости, как я всегда делала. Чтобы избежать ситуации, когда моей охране придется спуститься. Нет, она показывает мне, что не боится этого, и предлагает мне присоединиться к ней, даже когда ее пульс учащается на шее. Это только одна из вещей, которая отличает ее от других — ее уязвимое мужество — и, как я уже сказал, я облажался.

Потому что рот у нее спелый, скользкий и надутый. И я знаю, какое это удовольствие доставляет, когда она возбуждается. Я стою, яйца тяжелые, пот катится по позвоночнику. Я не смог бы удержаться от того, чтобы скользить ртом из стороны в сторону по ее более сладкому, даже если бы у меня была сила воли десяти тысяч мужчин. Со стоном из глубины моей груди я прекращаю попытки бороться с потребностью, которая просто слишком велика. Все еще глядя ей в глаза, я расстегиваю ее спасательный жилет и бросаю его в воду. Рашгард снимается и отбрасывается в сторону, оставляя снаружи ее сиськи, прикрытые нейлоновыми треугольниками. Боже, она секси. Я хочу ее. Нужна она. Без препятствий между нами, она просто растворяется во мне, мои руки копаются в ее трусиках, сжимая ягодицы и прижимая ее ко мне.

Мы погружаемся в поцелуй, когда она приземляется, ее бедра обнимают меня за талию, и облегчение от того, что она так близко, как мне нужно, отбрасывает меня на шаг назад. И мой голод вождения требует, чтобы я развязал свои шорты и закончил то, что мы начали прошлой ночью. Просто дайте ей дело прямо здесь, по колено в воде, быстро, яростно и необходимо. Но затем она мяукает у моего рта, наши языки соприкасаются, и мы погружаемся в настоящий поцелуй, такой, который мы танцевали, не доводя до конца, и мои колени… мои гребаные колени превращаются в желе.

Что здесь происходит?