своей неожиданностью: очерк «На гигантском фронте» оно одобрило без всяких возражений,
а «Педагогическую поэму» отказывалось издать под предлогом ее дискуссионности.
– 57 –
Мы много раз обсуждали этот трусливый ответ Украинского Госиздата, и стало ясно,
что Антону Семеновичу необходимо ехать с книгой в Москву.
Договор на издание очерка был заключен на мое имя. Антон Семенович решительно
не хотел ставить свою фамилию на обложке брошюры.
— Я не намерен давать врагам педагога Макаренко повод обвинить его в
«несерьезности», «разбросанности», попытке делать выводы и обобщения в малознакомой
ему области жизни, — сказал он.
Но и я не мог согласиться, чтобы очерк, целиком обязанный своими литературными
достоинствами Антону Семеновичу, был издан без его имени. Наконец мы пришли к
соглашению поставить на книжке только наши инициалы (Н.Ф. и А.М.). Издательство не
возражало. Очерк появился в свет летом 1930 года на украинском языке.
Когда поздней осенью 1930 года я вернулся в Харьков из очередной экспедиции,
Антон Семенович стал готовиться к поездке в Москву для переговоров об издании
«Педагогической поэмы». К этому времени он окончил уже и вторую часть книги. Мы
решили отпраздновать завершение его многолетней работы, благо я получил наш общий
гонорар за уже изданный очерк «На гигантском фронте». Встретились, как и раньше, у
Галины Стахиевны. За праздничным столом, естественно, больше всего говорили о
«Педагогической поэме». Антон Семенович рассказывал о том, что нового внес он в книгу за
минувшие месяцы, читал неизвестные мне куски из «Поэмы», показывал переделанные
места. Изменения и дополнения сводились главным образом к художественной доработке
текста.
Случилось так, что в Москву я попал раньше Антона Семеновича. Он приехал в
феврале или марте 1931 года, когда я еще не кончил своих служебных дел, и мне удалось
увидеться с ним дважды: первый раз мы встретились в гостинице, в которой он остановился,
и я узнал тогда, что рукопись уже сдана им в издательство. Второе наше свидание произошло
в самом издательстве, в день, когда он должен был получить там ответ.
Антон Семенович пришел раньше условленного часа и поджидал меня на лестничной
площадке. Вид его был необычен: он стоял с опущенной головой и плотно сжатыми губами...
Московское издательство попросило, чтобы Наркомпрос Украины дал свой отзыв о
«Педагогической поэме». Было совершенно ясно, что те, кто признал педагогическую
систему Макаренко «несоветской», никакой визы на издание его книги не дадут.
Мы молча вышли на улицу. Говорить не хотелось, и мы зашагали по зимней, сияющей
Москве, только изредка перебрасываясь ничего не значащими словами; иногда я замечал, что
одну и ту же вывеску или витрину вижу уже в третий или в четвертый раз; долго
продолжалось это наше бесцельное блуждание по городу...
С наступлением ранних зимних сумерек мы оказались на Неглинной. Внезапно
загоревшиеся фонари привлекли наше внимание к вывеске ресторана. Усталые и продрогшие
на морозе, мы невольно остановились и решили зайти согреться, перекусить и отдохнуть.
Время было обеденное, посетителей много. Свободный столик оказался только в глубине
большого зала.
Мы переговаривались в ожидании заказанного, когда вдруг раздался громкий женский
возглас:
— Да ведь это он!
И я увидел, как между столиками по направлению к нам быстро пробирается молодая
женщина, продолжая взволнованно говорить:
— Это он! Он!
За нею, с интересом глядя в нашу сторону, шел военный. Мы замолчали, а молодая
женщина уже оказалась возле нашего столика и бросилась обнимать Антона Семеновича. По
его удивлённому и немного растерянному виду я понял, что он не узнает ее.
– 58 –
— Да иди же скорее, Вася, ведь это Антон Семенович, о котором я тебе столько раз
говорила! — крикнула женщина своему спутнику и, повернувшись снова к Антону
Семеновичу, сказала: — Вы меня не узнаете? Я — Раиса...
— Рая! — радостно воскликнул Антон Семенович и, ласково глядя на молодую
женщину, обменялся с нею крепким рукопожатием. — Ты очень изменилась, поэтому я тебя
сразу и не узнал, — говорил он. — Ты, кажется, не одна? Садитесь вместе к нашему столику.
Как только было произнесено имя «Раиса», я тотчас вспомнил ее тяжелую историю,
коротко рассказанную в «Педагогической поэме».
Взволнованная встречей с Антоном Семеновичем, она сидела перед нами со своим
мужем.
За беседой незаметно проходило время. Антон Семенович и Раиса вспоминали
колонию, но, конечно, даже намеком не касались темных пятен прошлого Раи. Вспоминали
веселые случаи и радостные моменты колонийской жизни. Но когда Антон Семенович к
концу разговора спросил, откуда она сейчас едет, на глазах Раисы показались слезы.
— Мы едем из одного пограничного района Средней Азии, где недавно потеряли