Мой учитель Филби

– Понимаешь, Максим, у вас же добрая половина представителей чистые шпионы, а другая половина все равно вынуждена докладывать в КГБ о своих контактах. Это для нас, британских политиков, аксиома. Дело в другом. Ты же не будешь отрицать, что в Советском Союзе Комитет госбезопасности является самой информированной организацией и что к его мнению в первую очередь прислушиваются в Кремле? Значит, общаясь с разведкой, мы, британские политики – чаще лейбористы, но иногда и консерваторы, – имеем возможность напрямую и на более влиятельном уровне довести свои соображения и аргументы до высшего руководства СССР. Некоторые, конечно, опасаются открытых контактов с врагом, но люди вроде меня – самодостаточные и уверенные на все сто в своей идеологической правоте – не боятся использовать этот канал для продвижения своих политических целей. По крайней мере, таким был подход лейбористского руководства со времен Гарольда Вильсона. К тому же и от вас, советских разведчиков, порой можно узнать интересные детали, характеризующие советский политический курс. Ведь вы иногда неосознанно демонстрируете намного более высокую степень осведомленности, чем ваши чистые дипломаты и журналисты.

Тут настала моя очередь задуматься. Не правда ли, любопытно получается? Оказывается, не только мы их используем, во и они нас. Ведь мы действительно описываем в телеграммах аргументы и нюансы, почерпнутые от высокопоставленных представителей противоположной стороны, которые не всегда возможно или целесообразно озвучить в ходе протокольных дипломатических контактов и даже на встречах в верхах. Иными словами, мы делаем чрезвычайно полезную закулисную работу, приводящую к лучшему пониманию истинных позиций и намерений друг друга.

В дальнейшем я неоднократно убеждался в том, что скрытая разведка, как это ни парадоксально, способствует прозрачности отношений между странами. Но в первый раз мне открыл на это глаза именно Денис Хили.

Рандеву было окончено. Хили спешил на ужин. Мы тепло попрощались, выразили обоюдную надежду на новую встречу.

Интервью вышло, как я и обещал, без моей подписи. Оно было направлено в Лондон вместе с благодарственным письмом от руководства «Нового времени» и даже гонораром, причитающимся Хили.

Через год после очередного приезда Хили в Москву, последнего в качестве теневого министра иностранных дел, я узнал, что Денис интересовался моей персоной. После поражения лейбористов на выборах 1987 года он ушел в отставку, навсегда распрощался со своей мечтой возглавить британский Форин-офис.

Живой памятник: Феннер Брокуэй

Если бы у разведчиков существовала собственная Книга рекордов Гиннесса, то я наверняка попал бы в нее как человек, работавший с самым возрастным агентом всех времен и народов в современной истории. Про древнееврейских патриархов судить не берусь. Моем у оперативному контакту лорду Феннеру Брокуэю на момент последней нашей встречи в 1985 году было девяносто семь лет. Умер он в восемьдесят восьмом, не дотянув шести месяцев до своего столетия.

Обидно, конечно, что об этом моем подвиге мало кто знает, но что поделать. Разведка дело скромное. Нам, солдатам незримого фронта, не пристало гоняться за публичной славой.

Когда Феннеру перевалило за восемьдесят, в Москве решили, что он окончательно вышел в тираж, сдали его оперативное дело в архив и присвоили ему говорящий псевдоним «Даст», по-английски «пыль», «прах». Но во второй половине семидесятых годов приехал в Лондон мой замечательный коллега Александр Медин, специализирующийся на работе с лейбористами и профсоюзниками. Он встретился с престарелым лордом и выяснил, что курилка-то еще как жив! Он извергает вулканы политической энергии, борется за всемирное разоружение, поддерживает движение неприсоединения и «наставляет на путь истинный» таких своих знакомцев, как Эдвард, для него просто Тедди, Кеннеди, Индира Ганди и прочая, прочая.

Медин возобновил работу с ним как с доверительной связью и по праву гордился в нашем тесном кругу тем, что он – непревзойденный рекордсмен в мировой разведке. Но последнее слово все-таки осталось за лордом, вернее, за его здоровьем. После окончания Сашиной командировки с Феннером почти три года проработал еще и я. С Мединым мы большие друзья, но Феннера Брокуэя он мне никогда не простит.

Уже не помню, когда начались контакты Брокуэя с советскими спецслужбами, но вероятно, еще задолго до Второй мировой войны.

Возможно, в середине двадцатых годов, когда он играл активную роль в борьбе Ирландии за отделение от Великобритании, а также поддерживал антиколониальное движение в Индии. Дело не столько во временном стаже или ценности его разведывательного вклада, а в самом титаническом масштабе и легендарности этой личности.

Брокуэй сам написал о своем жизненном пути свыше двадцати книг, в Интернете ему посвящены десятки страниц. Перечислять все его деяния просто не имеет смысла. Поэтому упомяну только основное.