Мой учитель Филби

– Я знаю, что ты и твои друзья готовы подарить мне что угодно. Но мне ведь ничего в таком возрасте не надо. Впрочем, если ты настаиваешь, я был бы рад недорогому шерстяному свитеру.

Наконец мы оказались у Вестминстерского дворца. Полисмен, дежурящий у ворот, заглянул в машину, узнал Брокуэя и пропустил нас на внутреннюю стоянку. Тут же из здания палаты лордов выбежали два служителя с креслом-каталкой, пересадили туда Феннера и аккуратно повезли.

На прощание он помахал мне рукой.

На выезде со стоянки женщина-полицейская перекрыла движение у Вестминстерского аббатства, чтобы пропустить авто, доставившее лорда на заседание.

Вечером я уселся перед телевизором, чтобы посмотреть девятичасовые новости.

«Выступая сегодня в дебатах по вопросу размещения в Англии крылатых ракет, лорд Брокуэй гневно обличил… призвал мировую общественность…» Старик великолепным ораторским языком изложил практически все вопросы, о которых мы беседовали несколькими часами раньше. Невероятно? Мне самому до сих пор не верится.

Говорят, что после моего выдворения из Англии британская пресса, явно с подачи спецслужб, неоднократно пыталась подковырнуть Брокуэя на предмет связей с советской разведкой. Его постоянно провоцировали на скандальные откровения, впрямую ничего не приводили, но грязных инсинуаций было море. Девяностосемилетний Феннер стоически выдержал эту атаку, так и не проронил ни слова. А привлекать такую глыбу, живую историю страны к судебной ответственности было просто немыслимо, даже если и имелись бы веские улики против него. Как в том нашем фильме: «Кто его посадит? Он же памятник!»

В моем домашнем кабинете на стене висят четыре фотографии пожилых англосаксов, сформировавших из неопытного советского журналиста-разведчика то, что я представляю из себя сейчас как личность. Один из них, мой канадский гуру по нынешней профессии, не имеет никакого отношения ни к плату, ни к кинжалу. Второй – Ким Филби. Третий – мой фактически второй отец, замечательный журналист Брайен Бойден, о котором я обязательно расскажу отдельно.

Четвертый, самый выразительный – портрет Феннера Брокуэя. На нем этот человек еще «молод», ему не более восьмидесяти. Массивные роговые очки, губы в полуулыбке, взор устремлен немного вверх и вдаль.

Мне все время кажется, что этим своим взглядом он хочет переместить весь богатейший опыт своей жизни в будущее, подарить его грядущим поколениям. Если мне удалось дополнить хотя бы несколькими штрихами портрет этого выдающегося человека, великого гуманиста двадцатого века, то я уже счастлив.

Элегантный платочек и запах духов: Джоан Раддок

Она родилась в 1943 году, окончила лондонский Imperial College, в 1982–1985 годах была председателем антивоенной организации Кампания за ядерное разоружение, Campaign for Nuclear Disarmament, Си-Эн-Ди. Член парламента с 1987-го. До 1988 года принадлежала к левому крылу Лейбористской партии. В 2007–2010 годах занимала ряд министерских постов в лейбористском правительстве. В 2012-м произведена в рыцарское звание Dame Commander of the British Empire, DBE.

В эту женщину трудно не влюбиться. Когда мы встретились зимой 1982 года, ей было уже под сорок. Чертовски привлекательна, хотя и не красавица в классическом смысле. Безукоризненная манера поведения и элегантная одежда. Мягкость и женственность в сочетании со спокойным, глубоким умом. Какое-то всеобъемлюще материнское, притягивающее начало и в то же время ореол недоступности.

В 1982 году Джоан была уже почти на гребне своей популярности. Совместно со священником Брюсом Кентом она, председатель Си-Эн-Ди, Кампании за ядерное разоружение, превратила эту хиреющую организацию в грозу правительства. Двухсопысячные митинги в Гайд-парке ставили под огромный вопрос успех консерваторов в деле размещения на Британских островах американских крылатых ракет. А раз так, то Си-Эн-Ди, в первую очередь лидеры этой организации, становились врагом номер один правительства Тэтчер.

Немало разноречивых мнений можно услышать о политических взглядах Джоан. Критики слева обвиняли ее в умеренности и соглашательстве, которые выражались, по их мнению, в том, что она возглавляла организацию среднего класса. Приписывали ей и антисоветизм. Однако возьму на себя смелость утверждать, что Раддок, как бы ни заставляла ее жизнь выступать на публике, являлась по меньшей мере преданной сторонницей левого лейборизма и с немалой долей симпатии относилась к нашей стране.

У меня, естественно, и в мыслях не было затевать роман. Но личность Джоан очень уж сильно притягивала меня, когда видел ее по телевидению. В результате я по личной инициативе, благо ежедневные журналистские дела не требовали согласования с руководством резидентуры, решил во что бы то ни стало вступить с ней в контакт.