Мой учитель Филби

Грэмски, которого с моим боевым товарищем Юрием Кобахидзе связывала еще более тесная дружба, нежели со мной, узнал о нашей истинной ведомственной принадлежности только после моего выдворения из Англии в 1985 году. Коба покинул Альбион годом раньше и, в отличие от меня, по-хорошему. Однако этот человек продолжал навещать нас в России вплоть до своей смерти в 2000 году. Перед развалом СССР, когда у нас был полнейший дефицит продуктов, он даже привозил нам чемоданами продовольственный паек – горы макарон, сухое молоко, консервы.

Был среди моих нейтральных связей и упоминавшийся ранее полнейший комильфо Квентин Дэвис, впоследствии произведенный в пэры за заслуги на посту заместителя министра обороны Великобритании. Он знал русский язык, выученный во время работы секретарем британского посольства в Москве, к моменту нашей встречи был преуспевающим банкиром, а в дальнейшем стал видным политиком, членом палаты общин сперва от консерваторов, а потом от лейбористов.

Вербовать его почему-то не приходило в голову ни мне, ни моему руководству по резидентуре. Но именно он открыл мне двери в самые элитные клубы Уайтхолла, где автор этих строк, можно сказать, обрел свое разведывательное счастье.

Но возвратимся к Питеру Устинову. Знакомство с этим выдающимся деятелем искусства неожиданно принесло оперативный навар. В то время я обхаживал одного молодого перспективного консерватора, страстного любителя театра, назовем ею Патрик. Узнав, что я хорошо знаю Устинова, он стал умолять меня достать билетик на его аншлаговый спектакль. В качестве ответного жеста Патрик пригласил меня на летний оперный фестиваль, ежегодно проходящий в местечке Глайндборн, неподалеку от Лондона.

Там во время пикника на газоне с бокалом шампанского, обсуждая достоинства только что прослушанной оперы раннего Моцарта, я при посредничестве Патрика вышел на целую плеяду восходящих звезд партии тори, облеченных в летние смокинги, и получил в резидентуре статус ответственного за работу по этой партии, правящей в ту пору. Некоторых любителей раннего Моцарта можно увидеть в наши дни на передней правительственной скамье палаты общин британского парламента.

Как тут отделить работу от досуга? Тогда мне представлялась важной возможность проникновения в тайны Консервативной партии, обеспеченная через Питера Устинова. Теперь же, по прошествии десятилетий, я намного больше склонен ценить уникальный шанс общения с этим выдающимся деятелем культуры двадцатого века.

Английские журналисты

Это была наша извечная компания, без которой не могла бы состояться успешная карьера моего поколения советских разведчиков, работавших пол журналистским прикрытием. Она сложилась еще в конце семидесятых годов и состояла из корреспондентов ведущих английских изданий.

Упомяну о некоторых людях, входивших в нее.

Джон Ричардс из Daily Telegraph. Краснолицый, серьезного вида, но с прекрасным чувством сухого английского юмора крепыш, регбист. Он особенно близко дружил с нашим коллегой из ТАСС Сашей Степаненко, таким же трогательно серьезным очкариком, и назвал в его честь своего пса-далматинца.

Когда собака шалила, Джон грозно заявлял:

– Степаненко, прекрати!

По его словам, далматинец прекрасно понимал разницу между дружеским «Саша» и угрожающим официальным «Степаненко».

Боб Портер из Daily Mail. Высокий здоровяк, как и Ричардс, активно занимавшийся регби. Несмотря на атлетическую внешность и простецкие повадки, Боб, вероятно, был в компании самым большим интеллектуалом. Он много читал, прекрасно разбирался в литературе и однажды, уже к концу нашего общения, сразил меня великолепным знанием музыки. В частности, открыл мне произведения французского композитора Эрика Сати, о котором я, отпрыск музыкальной семьи, к стыду своему, раньше не слышал. Боб, кстати, оказался единственным из всей компании, кто не прекратил общения с советскими друзьями после нашего выдворения из Англии в 1985 году.

Пол Раутледж представлял престижнейшую The Times. Темно-рыжий щуплый малыш с круглой веснушчатой физиономией и поросячьим носиком, на котором неизменно пребывали кругленькие очочки. Видимо, ирландский ген сильно сказывался на характере Пола. Выражение его лица всегда было каким-то озорным, да и выходки, прямо скажем, порой стояли на грани хулиганства. Так, например, однажды он был приглашен на свадьбу подруги его жены. Законная супруга и застукала его за сексом с невестой на ложе, которому через пару часов предстояло быть брачным. Он постоянно встревал в конфликты с руководством издания, и, видимо, именно поэтому в начале 1985 года его сослали с глаз долой, в Гонконг.