Мой учитель Филби

Поначалу он из своего переполненного кипящего котла писал записки, меморандумы. Но они никуда и никому не шли. Ким вкалывал, создавал груды, которые никто не читал. Я сам от него это слышал.

Конечно, были у него кураторы. Но и что из того? Они-то что могли поделать? Да ничего. Общее настроение даже не в службе, а в стране, попавшей в застой, было такое, что ничего не надо.

Потом была встреча с Юрием Владимировичем Андроповым. Она, если не ошибаюсь, пусть и единственная, многое изменила. Жаль, что произошло это не сразу после приезда Кима в Москву.

Его стали привлекать к консультированию по линии активных мероприятий, и Ким был этим очень увлечен. Ему давали сложные вещи на рецензирование, и Филби писал свои точнейшие рекомендации.

Однако годы уже катились ко второй половине семидесятых, и много лет было потрачено впустую.

Чуть позже специальным распоряжением Андропова его приравняли по содержанию к старшему офицеру, насколько знаю, к полковнику, а потом и к генералу. Он всю жизнь считал себя аттестованным офицером КГБ, но никогда им не был.

Как-то на лекции для высшего руководства Первого главного управления Филби обронил с сарказмом:

– У меня были официальные пропуска в штаб-квартиры семи ведущих спецслужб мира. Наконец, после сорока трех лет службы советской разведке, я проник в восьмую по счету, мою родную.

К этому моменту он уже четырнадцать лет находился в Москве. Да, с ним поступили так. Выкручивайся, как уж можешь.

Как известно, Гай Берджесс закончил печально. А Дональд Маклин нашел себя, писал книги, научные работы, лекции. Помню, когда мы учились в Краснознаменном институте имени Андропова, изучали сто монографию «Внешняя политика Англии после Суэца», изданную в Москве. Маклин сумел все преодолеть! Он превратился в крупного ученого и под псевдонимом Мадзоевский создал немало ценного.

Мог бы проявить себя и такой яркий, исключительно талантливый человек, как Берджесс. Ведь в ту пору Англия с точки зрения политологии была изучена у нас слабо, мало кто исследовал английскую политику. Я писал диссертацию по англо-американским отношениям в Институте США и Канады в восьмидесятые годы и по собственному опыту знаю, насколько мало специалистов по этой стране, как немного политологической литературы о Британии у нас тогда издавали.

Хотя какая европейская держава может быть важнее Англии? Еще в середине девятнадцатого века в России прочно утвердилось выражение:

«Англичанка гадит», где под «англичанкой» подразумевалась королева Виктория, а под словом «гадит» – все то плохое, что делал Лондон по отношению к нашей стране. На протяжении веков Британия оставалась, остается и, похоже, останется главным нашим антиподом в Европе.

Затем у Филби начались поездки за границу. Болгария с Венгрией и ГДР беспокойства не вызывали, гуда можно было спокойно добраться на поезде. Но вот в 1978 году они с Руфиной отправились на Кубу. Это было уже сложнее. Пассажирский теплоход делал остановки в неприятельских портах. Самолет исключался с самого начала. В конце концов супруги поплыли на сухогрузе без остановок, прямо до Гаваны.

У Филби в Москве, к счастью, появились новые увлечения. Он, всю жизнь болевший за лондонский «Арсенал», приобщился к нашему футболу и хоккею. Ходил – правда, с сопровождающими – на стадион. В 1978 году встречался с победоносной хоккейной сборной СССР, проникся незнакомой раньше игрой. Потом был на встрече с «Динамо», где с ним беседовали тренер Владимир Юрзинов, великие игроки Александр Мальцев, Валерий Васильев. Ясно, что болел за динамовцев – а за какую же еще команду? Он рассказывал молодым ребятам какие-то понятные им эпизоды из своей жизни, желал удачи. Хорошо, что стали его использовать хоть так.

А до этого было так. Мол, хочешь поехать в Ярославль? Давай, мы экскурсию организуем. Он человек любознательный, но совсем не турист. Ким считал, что мог бы многое дать людям своей профессии.

Существуют мнения, будто недоверчивому отношению к Филби есть определенные объяснения. В военные годы, да и после возникали в личных делах Филби и его друзей некие записи. В 1943 году его, давшего точные данные о грядущей битве на Курской дуге, вдруг упрекнули в снижении активности и результативности, вообще заподозрили в нем агента-двойника.

Эти рапорты писали серьезные люди! Даже Зоя Рыбкина-Воскресенская, известная наша разведчица, затем писательница. И не одна она. Была и другая дама с польской фамилией, майор ГБ Елена Модржинская. Она со времен войны доказывала, что агенты из «кембриджской пятерки» – подставы.

Все это докладывалось наверх, копилось и лежало там. Филби ставили на контроль, но вскоре все возвращалось на свои места.