Мой университет

Правильнее всех и своевременно эту сложную ситуацию оценил наш партийный секретарь Юрий Михайлович Сапрыкин, не в пример некоторым партийным активистам-преподавателям с кафедры истории КПСС, которые причиной во всем случившемся видели якобы недооценку роли преподаваемых на факультете общественных наук. Это видение якобы и передалось студентам. А преподаватели других кафедр, со своей стороны, обвиняли представителей историко-партийной науки за несоответствующий теоретический уровень преподаваемого ими предмета и за неспособность объяснить студентам суть сложных процессов современной мировой истории и современного коммунистического движения, за недооценку решений XX съезда о разоблачении культа личности. «Дело Краснопевцева», таким образом, давало возможность и повод для неуместного в данной обстановке спора. Надо отдать должное Юрию Михайловичу Сапрыкину, он считал необходимым убедить преподавательский состав в том, что ответственность поровну должна осознать и та и другая сторона. Со стороны партийного бюро до профессорско-преподавательского состава была доведена полная информация о «деле Краснопевцева», как мы получили ее непосредственно в ходе суда, с тем чтобы преподаватели на своих занятиях, в семинарах и на лекциях не оставляли без внимания вопросы студентов и помогли бы им разобраться и объективно оценить поступки своих товарищей. Мы рекомендовали не осуждать строго их заблуждений, а только терпеливо объяснять, как в этом пресловутом деле вполне допустимые сомнения привели их товарищей к антисоветским поступкам. Эту же линию пытались выдержать и я, и мои соратники – комсомольский актив в комитете ВЛКСМ. Во время персонального обсуждений поведения тех, кто соучаствовал в «деле» и был привлечен к суду в качестве свидетелей, мы старались уберечь ребят от споров о мере строгости комсомольских взысканий и от сочувствия им, а больше всего добивались справедливых оценок поступков. В итоге только двое из тех, кто оказался перед товарищеским судом, были исключены из комсомола из-за признанного ими самими соучастия и нарушения Устава ВЛКСМ. Одной из них была Люба – жена Левы Краснопевцева. После окончания учебы в 1955 году она осталась работать на факультете лаборанткой кабинета кафедры истории СССР. Ее дружба с будущим супругом началась в тех же комсомольских колхозных бригадах, вместе с ним она из активной, высокоидейной комсомолки превратилась в человека прямо противоположных взглядов. Еще в ходе судебного следствия, да и потом перед членами факультетского комитета ВЛКСМ она прямо заявила, что этим поставила себя вне комсомола. Между прочим, ее признание не было принято судом как осознание вины и раскаяние, как это было у подсудимых, оценивавших свои поступки как заблуждения. Ее слова звучали так, будто бы она сама была готова оказаться на скамье подсудимых. Мы слушали ее молча, вопросов не задавали и единогласно удовлетворили просьбу об исключении из комсомола. К ней впоследствии не было применено никаких дискриминационных мер в гражданских правах и в праве продолжить работу в Московском университете. С ее согласия руководство факультета только содействовало ее переходу на работу в фундаментальную научную библиотеку МГУ имени А. М. Горького. Она там и работала, пока ее муж отбывал срок.

Вторым исключили из комсомола студента пятого курса Володю Крылова, но решение об этом было принято не на факультете, а на заседании бюро Ленинского райкома ВЛКСМ. У себя в комитете мы единогласно решили при обсуждении его персонального дела ограничиться «строгим выговором с предупреждением», несмотря на то что допрос этого свидетеля на суде велся как участника «дела». Он безоговорочно признавал свою вину перед комсомолом, так откровенно, что мы не могли не поверить в его искренность. Володька среди студентов был очень уважаемым парнем, очень искренним в дружбе и совсем не воспринимался антисоветчиком-контрреволюционером. Вынося ему строгий выговор с предупреждением, мы решили также отстаивать на бюро РК ВЛКСМ свое мнение поручительством за него, выразив уверенность, что он оправдает наше доверие. Члены бюро райкома сначала в большинстве поддержали наше предложение, но их поправил секретарь райкома Юлий Харламов, в недавнем прошлом студент философского факультета МГУ. Он не подверг сомнению откровенность и искренность Володьки Крылова, но засомневался в том, что нас неправильно поймут не только в вышестоящих органах, но и в среде рядовых комсомольцев, что за один и тот же проступок, несовместимый с Программой и Уставом ВЛКСМ, Любу Краснопевцеву осудили исключением, а Крылову оказываем снисхождение. Я на бюро остался при своем мнении, но большинство проголосовало за исключение. Володька успешно закончил учебу в университете, но дальнейшая судьба его сложилась печально. В этой истории как-то надломился его характер, говорили, что он стал злоупотреблять спиртным и погиб от этого.

* * *