Мой университет

Новый дом, в котором мы вместе с сестрой и ее сыном через два года получили трехкомнатную квартиру-«распашонку», был построен в хрущевском архитектурном стиле эпохи наступившего «развитого социализма». Разделить ее на две семьи поровну было невозможно. Впереди замаячила новая проблема, мягко говоря, соревновательные отношения с родной сестрой за право совместного владения отведенной нам жилплощадью в 51 квадратный метр. Решить ее нам удалось только в 1965 году, когда мне, первому заместителю секретаря парткома МГУ, ректор академик Петровский и профком университета предоставили для «улучшения жилищных условий» комнату, куда согласилась отселиться из нашей «распашонки» моя сестра с сыном. Так впервые, уже на пятом десятке лет жизни я, наконец, стал «ответственным квартиросъемщиком» в доме, в котором нам определено было прожить около двадцати лет. В этом доме выросли мои сыновья. Наши истфаковские «антисоветчики» к этому времени года успели уже отсидеть срок наказания, и некоторые из них почти вместе со мной защитили свои недописанные до суда кандидатские диссертации. Некоторые из свидетелей-соучастников, проходивших по их делу, снова стали членами КПСС. Одному из них – Виталию Серафимовичу Манину – партийную рекомендацию дал я, коммунист со стажем с июля 1944 года.

* * *

До конца 1958 года я еще оставался комсомольцем, великовозрастным секретарем комитета ВЛКСМ исторического факультета, и добивался укрепления комсомольской дисциплины, высокого патриотизма и понимания студентами своих обязанностей перед советским народом и государством. Демократические права их нисколько не были ограничены. Однако червь буржуазной морали, проникший с сытого Запада, продолжал подтачивать сознание советской молодежи манящими благами буржуазной цивилизации.

В это время, к концу пятидесятых годов, студенческое поколение заметно изменилось, как, пожалуй, изменилась и значительная часть городской молодежи. Ее уже невозможно было убеждать лозунгами времен Победы и первых послевоенных пятилеток. Правда, в шестидесятые годы еще происходили всплески патриотических, трудовых, комсомольских инициатив на стройках коммунизма, разбуженных целинной эпопеей. Еще рождались и пелись прекрасные песни комсомольской молодости. И в кино, и в театрах еще шли кинофильмы и спектакли советского оптимистического реализма. Но все больше и больше стали бросаться в глаза длинноволосые прически юношей, делающие их похожими на девушек. А девицы стали ходить в брюках, носить совсем короткие стрижки, неженские прически. Вместе с импортными сигаретами пошла и всякая наркота. Эту часть молодежи тогда стали называть «стилягами». В их компаниях, а затем и с эстрады зазвучала немелодичная музыка и ритмы и в такт им – судорожные танцы «буги-вуги». Затем в обиход вошли слова «фарца» и «фарцовщик». Они появились на черном рынке как предшественники понятий «бизнес» и «бизнесмен». А простыми людьми это явление называлось простым словом – спекуляция. Эта новая мода и спекулянтские увлечения были встречены комсомолом, и прежде всего его руководящей частью, в штыки. Но, увы, в конце пятидесятых и шестидесятые все больше и больше становилось и комсомольцев – длинноволосых парней и коротко стриженных девушек. И снова в острой форме перед нами был поставлен вопрос о повышении качества и уровня идейно-теоретического, политического воспитания студентов.