Читаем Мой век полностью

Архангелогородцы тепло встретили литераторов. Отвели лучшие номера в гостинице, закрепили за гостями ресторан, организовали даже продажу рыжеватых оленьих шапок. У кого были деньги, покупали не по одной. Гуляли по бесконечно длинному проспекту Павлина Виноградова, по каменной набережной Северной Двины, широкой, как Волга. Съездили на родину М. В. Ломоносова в село его имени. Село большое, беспорядочно разбросанное, утопает в грязи, потомки великого сына России — сплошь беднота. Отрадно, что благодаря самоотверженности местных учителей сохранился музей Ломоносова. Он не богатый, занимает две или три комнаты низенького неказистого дома, экспонатов мало. Не видно, чтобы к музею прикоснулась рука какого-либо видного ученого, не говоря уже о причастности целого высокопочтенного академического учреждения. А тут, в селе Ломоносово, впору бы создать такой музей, чтобы стекались к нему туристы со всего мира.

На заседании состоялся пространный разговор о литературных делах, о творчестве писателей-северян — для этого и съехались с разных краев. Доклад о поэзии сделал Сергей Орлов. Из поэтов Карелии он выделил Бориса Шмидта и Илмари Сааринена, из своих земляков — Николая Рубцова. «Хороший вологодский поэт, — подсказал мне сидевший рядом П. Борисков, помолчав, добавил: — Это он вчера непочтительно обошелся с „самой представительницей“».

«Представительница» — солидная и важная дама — многие годы работала в партийном аппарате и неизменно курировала деятельность Союза писателей РСФСР, всюду сопровождала литераторов. Конечно, она приехала и на писательское совещание в Архангельск. Ее особенностью было неудержимое желание давать советы, указывать на что-то, делать замечания. Естественно, и в Архангельске мы услышали их. По крайней мере, те люди, что всё время топтались вокруг партийной дамы, делали вид, что относятся к ее советам, указаниям, замечаниям с почтением и готовы тотчас исполнить их. Иные просто молчали или посмеивались про себя. Исключение составил вспыльчивый и прямой Рубцов, неспособный кривить душой. Когда «представительница» стала его в чем-то наставлять, он резко оборвал ее: «Не вмешивайтесь не в свое дело!»

На совещании засуетились. Некоторые из писателей стали возмущаться: да что это такое, какой-то разгильдяй замахивается на святую святых — партийное руководство. Укоряли, порицали поэта. Правда, за глаза. Руководство предложило Рубцову извиниться. Он отказался. Конечно, некоторые из участников совещания всей душой были на стороне Рубцова, но открыто никто его не поддержал.

Прошли годы. Николай Рубцов нелепо погиб. Только после его смерти, как у людей это часто бывает, выяснилось, что не стало крупного поэта, тонкого задушевного лирика. Простые, вроде бы ничем особенно не приметные слова его стихов трогают, берут за душу. В них сила подлинной поэзии, Николай Рубцов был щедро наделен этой силой.

Прозу северян разбирал С. П. Залыгин. Ему понравились охотничьи рассказы нашего Виктора Соловьева, глубоко любившего, хорошо знавшего мир природы. В одном из его рассказов описан такой эпизод. Охотник ранил лисицу. Ей удалось уйти, ее мучают боль и голод. Она лежит в сугробе, уходят последние силы. Но вдруг откуда-то потянуло запахом крови. Лисица бредет на заманчивый запах, упорно пробирается вперед, ползет, наконец видит красные пятна на снегу, бросается на них и жадно проглатывает пропитанные ее же кровью снежные комки: лисица вернулась на то место, где недавно была подстрелена. Залыгин сказал, что это редкая, замечательная находка автора, это действительно зорко, по-писательски подсмотрено.

Да, Виктор Соловьев — зоркий писатель. Читатели знают его «Охотничью тетрадь». Написанная много лет назад, она не раз переиздавалась. Но, по-моему, особое место в творчестве Соловьева занимает его повесть «Отшельники» — вещь человечная, лиричная. Герои повести — старики-отшельники — оригинальны и неповторимы. Богат их внутренний мир. Ворчунами они только кажутся. На самом деле это философы, способные зрело судить о превратностях жизни. Они потому и друзья, что все истинные праведники. Соберутся вечером на тихой окраине тихого города в деревянном домике, куда можно попасть только по дощатым мосткам через низинку, в которой извечно стоит лужа, — и думают коллективно, рассуждают, что так, а что не так, как поступили власти, а как поступили бы они — отшельники. Для них главное в жизни и в людях — справедливость, честность, откровенность. Повесть убеждает в неизменной духовности человека.

Повиновение кубометру

А теперь я позволю себе на некоторое время отвлечься от последовательного изложения воспоминаний, чтобы особо поговорить о лесных и сельских делах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное