Мой век

Время к концу рабочего дня. Я заканчиваю чтение полос завтрашнего номера газеты. Всё идет как нельзя лучше, никаких существенных переделок, никаких переверсток, кажется, не предвидится. Приготовился пораньше уйти домой. Не тут-то было. Раздается телефонный звонок, приглашают на внеочередное бюро ЦК. Догадываюсь — предстоит встреча с Орловым. Пришел с некоторым опозданием, все члены бюро уже заняли свои места за большим столом в зале заседаний. Не было только первого секретаря ЦК компартии Егорова. Но вот появился он, а вслед за ним и Орлов — высокий подтянутый человек в полувоенной форме. Егоров садится на свое место в центре стола. Орлов рядом.

— К нам прибыл товарищ Орлов, — сообщает Егоров. — Обменяемся мнениями, как нам круто повысить темпы лесозаготовок. Первое слово вам, Георгий Михайлович.

Орлов логично и четко излагает свои мысли, говорит по делу, убежденно, не скрывает, что приехал, чтобы в предстоящем 1955 году выкачать из Карелии тысяч сто кубометров древесины дополнительно к годовому плану. Это крайне необходимо.

В то время богатые еловые насаждения в Пудожском районе, будто специально выращенные природой для Кондопожского целлюлозно-бумажного комбината, не были еще истощены. На них-то и нацелился Орлов.

Министра особенно горячо поддержал секретарь ЦК по лесу импульсивный Н. П. Вторушин: «Безусловно, мы должны сделать всё для того, чтобы перевыполнить план. У нас есть все возможности для этого. Стране нужен лес, и мы его должны дать. Я согласен с Георгием Михайловичем: надо брать пудожские леса».

Вторушину никто не возразил.

Наступление на пудожские леса началось немедленно.

Орлов приказал преобразовать Пудожский леспромхоз в трест, лесопункты — в леспромхозы. По бесконечной окружной дороге пошли грузовики с вербованными рабочими. Их негде было размещать. Наскоро строили землянки, раскидывали палатки. Люди ютились в них кое-как. В наскоро созданные леспромхозы была двинута техника. Рубки увеличились в два раза.

Прошло не так уж много времени, а пудожские лесонасаждения поредели настолько, что требуемого количества балансовой древесины при всём желании теперь не заготовишь. Кондопожский комбинат, крупнейший поставщик газетной бумаги в стране, оказался на голодном пайке. Теперь целлюлозу везут в Кондопогу даже из Братска.

В 1960 году Карельский совнархоз подчинил органы лесного хозяйства предприятиям лесной промышленности. Нетрудно догадаться, что лучше нашим лесам от этого не стало. Но в 1965 году появилось Министерство лесного хозяйства. Казалось, теперь-то в лесу будет хозяйский глаз. К сожалению, глаз этот с самого начала стал плохо видеть. Вместо того чтобы строго смотреть за порядком на лесосеках, в которых бродили заготовители, министерство само старательно принялось за рубку леса. Как ни парадоксально, но первое, что сделал Всесоюзный комитет по лесу, — установил Министерству солидный план по заготовке и вывозке древесины. Иначе говоря, вместо защитника леса в Карелии появился еще один активный истребитель.

Положение между тем неумолимо приближалось к критической точке. Простые подсчеты показывали, что если мы будем хозяйничать в лесу так же, как хозяйничали последние полвека, то уже через 20-25 лет главное наше богатство иссякнет настолько, что лесозаготовителям придется со всей могучей техникой эвакуироваться в иные места.

Понятно, это тревожило общественность, забеспокоилось руководство республики. Председатель Президиума Верховного Совета Карельской АССР П. С. Прокконен — заботливый, эмоциональный человек — в горячие минуты после бурного заседания бюро говорил мне:

— Да люди будут считать тебя преступником, если каждый божий день не станешь аршинными буквами писать, кричать, что хватит валять дурака в лесу, пора бы за ум взяться!

Мы не кричали. Но уж если раздавались тогда здравые голоса в защиту леса, то только со страниц газет.

Многие годы лесным отделом в «Ленинской правде» заведовал Клавдий Семенович Петровский — журналист сильный, человек прямой и откровенный. До прихода в нашу редакцию он был корреспондентом газеты «Лесная промышленность». Руководителям этой газеты, а скорее всего, аппаратчикам союзного министерства казалось, что карельский корреспондент чересчур уж перегибает критическую палку. Петровский вынужден был перейти на работу к нам. На новом месте он яростно выступал против тех руководителей, которые, прячась за план, допускали вопиющую бесхозяйственность на лесосеках. Петровский был непримиримым врагом бюрократов, которые, прикрываясь тем же планом, наплевательски относились к нуждам людей. Он метко назвал их «рыцарями» стародавних феодальных традиций барачно-конюшенного строительства.

Здравые голоса раздавались. Но они не делали погоды. Всё оставалось как было.