Мои Великие старухи

– Если бы я не была религиозна, мне было бы очень трудно в жизни. Ни с того, ни с сего быть сосланной на десять лет в сталинский лагерь, жить с проститутками, убийцами в общем бараке… Если бы я была неверующей, я только бы возмущалась, как все неверующие, бывшие со мной в то время. Они все время сосчитывались со Сталиным, со следователями, с доносчиками. Но это же совершенно бесполезно. Ведь те творили то, что они считали нужным. Их за это нужно жалеть, за них надо молиться, но злиться на них – бесполезное занятие. Так же, как я не могу предъявить никаких претензий к тому, что у меня постоянно болят шея и голова. Если будет болеть настолько сильно, что я не смогу ни спать, ни работать, тогда я буду взывать о помощи, а сейчас я мало взываю о помощи, потому что могу терпеть. Терпение – это то, что более всего нужно человеку. В заключении я только и слышала проклятия в адрес правительства, неудержимую ярость. А в чем виновато правительство? Оно ведь не видит дальше своего носа, с этого носа оно и судит. Сталин считал, что все кругом – враги народа, он был глубоко больным человеком. Как там рассчитались с ним за эту болезнь, сколько ему за эту болезнь спустили – не мое дело. Но злиться за то, что он меня посадил? Я говорила следователю: «Что я могу иметь против вас? Вы исполняете вашу работу, и я, если это Богу угодно, поеду в лагерь на десять лет. Ведь вы только орудие в руках Божьих». Поэтому что мне на них злиться? Где они сегодня, мои следователи? Все на том свете, вероятно.

Три раза меня уводили из дома. Первый раз – на два месяца. Горький заступился, меня выпустили в тридцать третьем. В тридцать седьмом следователь мне сказал: «Горького нет на свете, он за вас не заступится». И я пробыла десять лет, потом еще полтора в лагере рядом с сыном, потом была послана на вечную ссылку. Ее я тоже пережила, значит, это – моя судьба. С чем спорить? Кто обещал нам, что, придя на Землю, мы будем счастливы, богаты, признаны? Никто. Мы как гости попали сюда. А кто куда и как попал – это его судьба. И с этим надо справляться, потому что она неповторима, эта судьба, она у каждого – своя. Это же не судьба соседа. Если я пробыла в ссылках и лагерях двадцать два года, то это я их пробыла. Если бы их пробыл другой, все было бы по-другому. Другой мог все воспринять иначе. Значит, нет в мире равенства меж людьми и судьбами, и не будет никогда. Все помыслы об этом – фантазия.

О Марине

У моей сестры Марины хорошо сказано о том, что есть такие стихи, которые меньше, чем искусство, но они и больше одновременно. При этом она цитирует стихи одной малограмотной монахини:

Что бы в жизни
ни ждало вас, дети,
В жизни много
есть горя и зла:
Есть страдания
жгучего сети
И раскаянья
жгучего мгла,
Есть тоска
невозможных желаний
И тяжелый
безрадостный труд,
И расплата годами
Страданий
За десяток
Счастливых минут.
Где судьба бы вам
жить ни велела:
В блеске света иль
в сельской глуши,
Расточайте без счета и смело
Все сокровища вашей души.

Следующие две строки я запамятовала, а концевые такие:

Человечество
вечно богато
Лишь порукой
добра круговой.

Марина и говорит: «Как стихи – это ниже искусства, но это выше, чем может дать нам искусство». Почему она так сказала? Потому что в Марине, как и во мне, религиозное начало было сильнее всего.

Кстати, я подготовила к печати книгу ее статей об искусстве. Я написала предисловие к книге. Мне было очень трудно писать. Если я просто талантливый человек, которых кругом, как собак нерезаных, то Марина, конечно, была гением. В книге такие глубины, такие высоты, что ее статьи надо перечитывать и перечитывать. Настоящий блеск мысли.

1987

Глава 33. Анна Черненко: «я заплакала, когда муж стал генсеком»

В России наблюдается настоящая мода на «эпоху застоя», особенно возрос интерес к ее вождям. В первую очередь, конечно, к Леониду Ильичу Брежневу. Константину Устиновичу Черненко уделяется внимания гораздо меньше, что отчасти и понятно – он скончался, продержавшись на посту генерального секретаря всего один год и двадцать пять дней. Тем интереснее было пообщаться с его вдовой Анной Дмитриевной.

– Анна Дмитриевна, как вы познакомились со своим будущим мужем?