Мои Воспоминания

В нашей Талмуд-Торе было двадцать мальчиков и два меламеда. Питались мальчики по очереди в разных домах. При Талмуд-Торе было три габая, которые собирали деньги, по большей части по деревням и посёлкам. В период Хануки[60] брали с собой троих важных хозяев и ехали в деревни собирать деньги на Талмуд-Тору. Они не пропускали ни одной деревни вокруг Каменца и просили денег. Поселения поддерживали Талмуд-Тору, которая действительно содержалась в большом порядке. Помещалась она в красивом здании, мальчики были хорошо одеты, почти как дети богатых, не было недостатка и в еде. Два хороших меламеда учили мальчиков. Один, поменьше ростом, учил начаткам Гемары, а второй, крупный, как следует учил лист Гемары с Дополнениями. В субботу габаи привозили знатоков, чтобы те послушали детей. Тогдашняя Талмуд-Тора, существовавшая шестьдесят-семьдесят лет назад, определённо превосходила нынешнюю, даже в больших городах.

Вслед за Талмуд-Торой невольно вспоминается баня. Каменецкая баня стояла во дворе, за синагогой, у реки. Парная баня была совсем даже не плохая. При входе с одной стороны навалена была груда горячих камней, нагревавшихся с помощью печки, расположенной под ними. Каждый, кто хотел, мог вылить ковш воды, и второй и третий, и начинали закипать пары, от которых было можно свариться. В банной комнате была холодная миква[61]. В предбаннике стоял вмурованный в стену железный котёл, кипевший в пятницу весь день. Оттуда все черпали горячую воду ковшами. Банщик всё время добавлял воду с помощью ворота, установленного на колодце в другом конце предбанника.

В большой прихожей стояли по стенам широкие скамьи, и там все раздевались. Стены в предбаннике были старые, с большими трещинами и щелями, со всех сторон сильно дуло. Выходя из горячей бани и одеваясь, все дрожали. Каждую пятницу бывало много простуженных, но никто не догадывался сказать, что следует починить стены, чтобы так не дуло.

Также и ступеньки, ведущие к колодцу в предбаннике, были промёрзшие – чистый лёд, и зимой приходилось голыми ногами проходить восемь ледяных ступенек за водой. Проходить было надо по несколько раз, и просто удивительно, что от этого не умирали. Банщик брал баню в аренду у города. В год платил сто рублей, что было добавкой к жалованью раввина. Плата за баню была от трёх грошей до трёх копеек.

Река возле бани была мелкой и очень грязной, зелёной от плесени. Понятно, что в наше время, когда гигиена стала по-настоящему вопросом жизни и каждый понимает её значение, могут сказать, что от этой лужи, которая тогда была в Каменце, произошли все эпидемии в городе. Эпидемии маленьких детей, действительно, бывали ежегодно, и ни в одном городе не умирало так много маленьких детей, как в Каменце. Бывала корь, оспа, скарлатина и ещё разные детские болезни. Но кто в те времена мог думать, что от такой вещи может произойти болезнь? Было известно, что болезнь – от Бога, а заплесневевшая лужа – это лужа.

Немного подальше от лужи уже текла река, по которой сплавляли из Беловежья в Данциг самые большие брёвна. Недалеко от синагогального двора, против большого бет-ха-мидраша, было в реке чистое место с песчаным грунтом. Там купались мужчины. Раздевались под открытым небом, вещи клали на доски, которые там держали торговцы деревом, но чтобы украсть вещи или часы – не было такого понятия. Раздевались, заворачивали вещи в кафтан или не заворачивали, и так купались часами. Потом каждый приходил за своими вещами.

Женщины купались в отдалении от мужчин, но там вода была почти такой, как возле бани: мелкой, грязной и заплесневелой. Дальше по течению вверх вода была чище, там сплавлялся лес, но туда было далеко ходить и, к тому же, там местами было глубоко. В сущности, по нынешним моим понятиям, мужчины должны были с женщинами поменяться. Мужчинам следовало купаться там, где женщины: они бы не ленились добираться до чистой воды, что для женщин было слишком далеко, и женщинам не пришлось бы купаться в такой страшной грязи. Но мужчины в те времена ещё не были так рыцарски настроены, чтобы заботиться о чистой воде для женщин.

Каменец был знаменит своими пловцами. С одной стороны река была узкой, с глубокой и спокойной водой, где мальчики могли проплыть версту-две, а устав, выйти на луг, расположенный с двух сторон реки, отдохнуть и плыть дальше.

Возле бани стояла богадельня. Предназначалась не для больных, не дай Бог, а только для прохожих, для проезжавших через город бедняков. Там постоянно жили по три-четыре семьи бедняков.

Вид богадельни был ужасен. Нечто вроде старой развалины с покосившейся крышей. Окна с разбитыми стёклами, заткнутые чёрными грязными тряпками, со сломанной дверью. Часто там жили вместе с малютками. Описать это невозможно, и я до сих пор не могу без содрогания вспомнить отчаяние, тоску и страшную нищету находившихся там и взрослых, и маленьких. И почти никто из городской верхушки и хозяев, пользовавшихся большим авторитетом в городе, не заглядывал в богадельню, будто так и надо.