Читаем Мои воспоминания. Часть 2. Скитаясь и странствуя. полностью

В конце концов дочка написала отцу письмо, в котором отчаянным тоном просила прощения. Матери она написала отдельно, ожидая, что мать, читая письмо, конечно, расплачется, не посмотрит на старого, сурового отца и приедет к ней мирится: матери всегда уступчивей.

Единственная дочь, однако, сильно ошиблась. Отец ничего не хотел о ней слышать, и мать также была не мягче.

Мать, в сущности, не так беспокоило то, что дочка вышла замуж за нищего, как то, что она сама лишилась удовольствий. Ей было жаль помпы, шика - что было бы, выйди её дочь замуж за графа. Она бы весь свет перевернула! Она бы хотела, например, поездить вместе с дочерью по большим европейским городам: Варшаве, Берлину, Парижу, Лондону, Вене; сшить там дочери гардероб; и так гулять за границей целый год. Кстати, и себе могла бы сделать дорогих платев и кокетничать при дочери с молодыми людьми.

Итак, письмо дочери никакого успеха не имело. Никто с ним не посчитался.

Но оказавшись в ещё большей нужде и попросту не имея, на что жить, дочка послала второе письмо, в котором писала, что приедет домой и от ворот поползёт на четвереньках до дверей дома и будет целовать ноги отца и матери, чтобы те ей простили её великий грех.

Получив письмо, Шемет строго приказал слугам, когда она приедет - чтобы никто не смел открыть ворота и её впустить. А дочери сообщил, что не желает её больше знать, и если она приедет - не пустит её в дом.

Молоденькая дочка, никогда не знавшая лишений, не могла выдержать нужды и приехала домой несмотря ни на что. Она была уверена, что отец её простит.

По приезде её в усадьбу слуги ей отказались открыть ворота. Она их просила быть милостивыми и пустить её в усадьбу, обращалась со слезами к старому слуге, который её вырастил, носил её младенцем на руках и прежде очень её уважал. Но сейчас, плача вместе с ней, он всё же её не впустил, строго сказав: "Нет!"

Но Шемету передал, что дочь заливается слезами, прося как о милости её впустить. На что Шемет велел передать, что если лакей пустит панну, он ему палкой разобьёт голову.

С отчаяния, что с прислугой ничего не получается, она решила перелезть через забор.

Стала перелезать в своём длинном платье, несколько раз падала, но с ещё большей горечью и отчаянием снова изо всех сил карабкалась, разрывая платье и царапая руки и ноги о гвозди забора, и влезла на верхушку.

Но это было только полдела. Спуститься с верхушки на землю у неё, измученной и разбитой, не хватило сил. Это была ужасная сцена, которую только скупой и дикий помещик мог выдержать.

Не в силах спуститься, она бросилась с высоты на землю.

И если бы не крестьяне, пришедшие посмотреть, как паненка сползает, окровавленная, с забора, и инстинктивно протянувшие руки, чтобы её подхватить, - она бы упала на землю и разбилась.

Но и так она сильно ушиблась и от страха лишилась чувств. Поднялся шум, и тут же явилась мать. Дочь привели в чувство и доставили в дом, уложив там в постель, как и мать, которая впала в полное расстройство.

Но Шемет сидел себе с папиросой во рту и не двинулся с места. Сказал, что даже если дочь умрёт - он не придёт к ней на похороны. И что он бы даже хотел, чтобы она умерла.

Когда дочери с матерью стало легче, они решили идти к отцу просить прощения. Пришли, и дочь со страшными воплями упала отцу в ноги. Тут уже и мать заплакала и заявила, что если Шемет не простит дочь, она его тоже покинет. Пусть он останется один. С бандитом она жить не хочет. И долго с ним препиралась, пока он не согласился помириться. Они поднялись с земли, и наступил мир.

Через некоторое время мать поехала с дочерью в Варшаву и прежде всего сделала ей гардероб за десять тысяч рублей. Мужа, однако, в именье не пустили. На это Шемет ни в коем случае не соглашался, и дочь время от времени ездила в Слоним.

Года через два Шемет умер. Мать сошла с ума и тоже быстро умерла. Дочери досталось большое, уникальное состояние Шемета, которое её муж, по обычаю, вскоре промотал, спустил, расшвырял. Кончили они оба, конечно, плохо, но как - я даже не знаю, хоть могу предположить. И наверное не ошибусь.


Глава 15


Селецкий "губернатор". – Меламед. – Я получаю "хорошего" меламеда. – Он совсем не знает древнееврейского языка.– Антополь. - Второй меламед.– Первый не хочет уезжать. – Экзамен.– Шлоймеле. – Чтение Гемары нараспев меня радует. – Я стал заниматься. – Страх перед дополнениями. – Об учении вообще. – Конторщик. – Как надо учиться. - Моя любовь к Шлоймеле. – Малечский раввин. – Лето в поле. – Шлоймеле набирается сил. – Осень – Шлоймеле уезжает.– Моя тоска по Шлоймеле.


Второй год был дождливым, и опять было много сена. На зиму я уже не взял коров, как в предыдущий год, но так как мне очень везло, я выручил в этом году по десять копеек за пуд сена, получив от всего дела большой доход.

Перейти на страницу:

Все книги серии Прошлый век

И была любовь в гетто
И была любовь в гетто

Марек Эдельман (ум. 2009) — руководитель восстания в варшавском гетто в 1943 году — выпустил книгу «И была любовь в гетто». Она представляет собой его рассказ (записанный Паулой Савицкой в период с января до ноября 2008 года) о жизни в гетто, о том, что — как он сам говорит — «и там, в нечеловеческих условиях, люди переживали прекрасные минуты». Эдельман считает, что нужно, следуя ветхозаветным заповедям, учить (особенно молодежь) тому, что «зло — это зло, ненависть — зло, а любовь — обязанность». И его книга — такой урок, преподанный в яркой, безыскусной форме и оттого производящий на читателя необыкновенно сильное впечатление.В книгу включено предисловие известного польского писателя Яцека Бохенского, выступление Эдельмана на конференции «Польская память — еврейская память» в июне 1995 года и список упомянутых в книге людей с краткими сведениями о каждом. «Я — уже последний, кто знал этих людей по имени и фамилии, и никто больше, наверно, о них не вспомнит. Нужно, чтобы от них остался какой-то след».

Марек Эдельман

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву
Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву

У автора этих мемуаров, Леи Трахтман-Палхан, необычная судьба. В 1922 году, девятилетней девочкой родители привезли ее из украинского местечка Соколивка в «маленький Тель-Авив» подмандатной Палестины. А когда ей не исполнилось и восемнадцати, британцы выслали ее в СССР за подпольную коммунистическую деятельность. Только через сорок лет, в 1971 году, Лея с мужем и сыном вернулась, наконец, в Израиль.Воспоминания интересны, прежде всего, феноменальной памятью мемуаристки, сохранившей множество имен и событий, бытовых деталей, мелочей, через которые только и можно понять прошлую жизнь. Впервые мемуары были опубликованы на иврите двумя книжками: «От маленького Тель-Авива до Москвы» (1989) и «Сорок лет жизни израильтянки в Советском Союзе» (1996).

Лея Трахтман-Палхан

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное