Однако между моим командиром роты лейтенантом Литвиным и замполитом майором Балалаевым возник конфликт, так как командир роты отвечал за мою успеваемость в боевой подготовке. А замполит хотел освободить меня от боевой учёбы. И пришлось мне служить на двоих хозяев, и на замполита и выполнять все обязанности рядового солдата. Для моей заинтересованности майор Балалаев обещал дать мне через год службы отпуск. Отпуска солдатам давали только за отличную учёбу, и редко кому доставалась такая удача.
Мне выдали краски и всё необходимое для создания наглядной агитации, к столетию со дня рождения Ленина. Мне приходилось писать масляными красками его портреты и писать различные плакаты на железных стендах на улице.
Среди солдат появились завистники, когда меня в редких случаях освобождали от службы. Но в большинстве своём парни ко мне относились с уважением. У меня стало много друзей. Лица друзей я до сих пор хорошо помню, но некоторые фамилии забыл. Конечно, уже теперь, все мои однополчане, как и я, сильно изменились от возраста. У моих сослуживцев армян и азербайджанцев теперь воюют их внуки.
Из числа моих друзей среди солдат, больше всех мне нравился рядовой Юра Сайков. Мы любили с ним философствовать и помечтать. Помню младшего сержанта Мусиева. Он лакец по национальности. Службу он начал на год раньше меня и помогал мне освоить теорию по изучению боевых газов и антидотов к ним. С Сергеем Шаменковым мы вместе работали в клубе. Он служил киномехаником по штату и больше ничем не занимался. Солдатской службы он не знал. В воинской части художника по штату не было и мне приходилось так же, как и всем заступать в наряд, участвовать на летних учениях. Очень трудно было ходить в противогазе и резиновой одежде химзащиты. В сорокоградусную жару резиновые сапоги быстро наполнялись потом.
Среди азербайджанцев я запомнил Мамедова и Кулиева. Они начали службу на год раньше меня и часто за меня заступались, если кто-то из старослужащих пытались меня заставить подшивать за них белый воротничок к вороту гимнастёрки. Мамедов выглядел старше своего возраста, имел усы, черноволосый, носатый, похожий на ворчливого старичка. Часто выглядел комичным и все над ним подшучивали. Он не обижался на эти шутки и нарочно прикидывался смешным. Кулиев был на вид злым, маленького роста, но добродушным в действительности.
Как-то раз я упал в обморок, на построении на плацу, от солнечного удара, хотя на голове была солдатская панама. Тогда была жара под сорок градусов. Меня привели в чувство и поместили в санитарный изолятор. Там проходил лечение один азербайджанец. У него было не оконченное высшее образование. Он притворялся больным, чтобы его демобилизовали из армии по состоянию здоровья. Какую он себе болезнь придумал, я уже не помню. Но он мне откровенно признался, что не хотел идти в армию, и не смог откупиться в военкомате. Ему не дали окончить учёбу в институте в городе Баку.
С армянами я тоже дружил. Они были по характеру такие же, как и русские. По-русски говорили без акцента. Среди офицеров у нас был один армянин Саркисян.
Дедовщина
В Советской Армии прочно закрепилась так называемая «дедовщина». На тот период командирам это положение было выгодно, так как «старики» помогали поддерживать дисциплину.
Пока я первые три месяца проходил курс молодого бойца, старослужащие очень глумились над «сынками». Они заставляли отдавать честь «старикам», в столовой отбирали куски сала, лежавшего сверху каши, котлеты и всё мясное. Мы питались перловой кашей безо всего. Но у меня был земляк из Ярославля. Он служил поваром на кухне и втихоря давал мне иногда, то котлету, то кусок колбасы. Его звали Алексеем Панариным. До армии он работал в Ярославском ресторане.
Старики заставляли молодых подшивать за них воротнички, чистить им сапоги и стирать гимнастёрки. Сержанты тоже измывались над новичками, как хотели, за каждый пустяк давали наряды в не очереди. Приходилось мыть казарму и туалеты. Они ломали характеры молодых солдат, приучали беспрекословно подчиняться командирам. Были случаи, когда старики били молодых, если они показывали свой норов и сопротивлялись.
После подъёма в шесть часов надо было быстро умыться и всей ротой бежать кросс по улице Степанакерта, вниз под гору, а потом назад в гору. Воздух там был разряжён, так как город находился выше над уровнем моря на восемьсот метров. С непривычки мне было бежать очень тяжело. После пробежки, мы снова умывались и шли на плац на построение. После переклички приступали к строевой учёбе, маршировали строем, с песнями шли в столовую.