Мои воспоминания о Восточной Африке

"13/Х1-18. В Северный отряд. Корвунфору, через Фифе. Послать полковнику Леттов-Форбеку с парламентером. Военное министерство Лондон телеграфирует, что статья 17 перемирия, подписанного германским правительством, устанавливает безусловную сдачу всех германских сил, оперирующих в Восточной Африке, в продолжение одного месяца, считая с 11 ноября. Мои условия следующие: во-первых, немедленно передайте всех пленных, находящихся в ваших руках, как европейцев, так и туземцев, ближайшему отряду британских войск. Во-вторых, без промедления перейдите с вашими частями в Аберкорн, так как это ближайший пункт, в котором я могу снабжать вас продовольствием. В третьих, передайте все оружие и снаряжение моему представителю в Аберкорне. Но в то же время я разрешаю вернуть всем вашим офицерам и европейцам всех чинов их личное оружие, принимая во внимание доблестное поведение во время войны, однако, с условием, что вы без промедления направите ваши силы в Аберкорн. Там будут сделаны распоряжения отправить германцев в Морогоро и вернуть на родину всех германских аскари. Не откажите в любезности дать скорый ответ, указав вероятный срок прибытия в Аберкорн, а также число германских офицеров и рядовых, аскари и прочих. Генерал ван-Девентер".

Это известие, если бы оно подтвердилось, достаточно говорило за себя и указывало на крайне тяжелое положение родины; иначе она никогда не сдала бы войска, которые так доблестно и успешно боролись с неприятелем.

Не вдаваясь в подробности, я должен был сказать себе, что исполнение требуемых от нас условий было неизбежно. 14 ноября, в восемь часов утра, во время условленной встречи у реки с британским уполномоченным, который переселился из Казамы в резиновую факторию[61] Хамбези, я передал ему телеграмму в Германию, в которой я доносил о происшедшем и добавлял к этому, что буду действовать в соответствии со сложившейся обстановкой. Уполномоченный сообщил мне, что германский флот поднял восстание, что вообще в Германии революция, и что, по одному сообщению, официального подтверждения которого он до сих пор не имеет, император 10 ноября отрекся от престола[62]. Все эти сообщения казались мне невероятными, и я не поверил, пока они не были мне подтверждены несколько месяцев спустя во время возвращения на родину.

Наши войска, европейцы и цветные, твердо верили, что в этой войне Германия не будет побеждена, и решили сражаться до последней крайности. Конечно, было сомнительно, хватит ли наших сил, если война продлится еще несколько лет, но, по крайней мере, в течение года мы могли держаться; войско было хорошо вооружено, снабжено и обеспечено продовольствием, и обстановка в настоящее время была так благоприятна для нас, как этого давно уже не было. Правда, аскари видели, что нас становилось все меньше и меньше: насчитывалось еще 155 европейцев, из них 30 офицеров, санитарных офицеров и высших чинов, 1.168 аскари и около 3.000 других цветных. Но когда я однажды заговорил об этом с одним из моих ординарцев, то он уверял меня: "я останусь при вас и буду сражаться до тех пор, пока не буду убит". Подобные заявления были сделаны и многими другими. Я убежден, что это не являлось только пустой фразой.

14 ноября пополудни я опять прибыл на велосипеде к главным силам, сообщил европейцам о разговоре у парома Хамбези, а также мое решение выполнить официально переданные мне условия, в достоверности которых я не сомневался.

Перед освобождением пленных меня посетил старший из них, полковник Дикинсон. По его словам, более чем трехмесячный плен дал ему полезные сведения о нашей лагерной жизни, об организации наших походов и об управлении боем. Он восторгался простотой наших распоряжений и точностью их выполнения; без сомнения, он смотрел на все без предубеждения.

Наши аскари также узнали о положении вещей. Я предвидел, что уплата им содержания за многолетнюю службу вызовет затруднения; это касалось и носильщиков. И все-таки для нас было делом чести добиться, чтобы этим людям, которые с таким большим самоотвержением сражались и работали для нас, было уплачено сполна. Требуемая сумма - дело шло приблизительно о полутора миллионах рупи (в мирное время один рупи равнялся 1,33 марки) - была сравнительно умеренной, и лейтенант резерва Кемпнер был выслан вперед на велосипеде, чтобы возможно скорее добыть эту сумму от англичан или через их посредничество. Но наши неоднократные хлопоты остались безрезультатны. Правда, несколько раз сообщалось, что вопрос принят во внимание военным министерством, но на этом дело и закончилось; я также не получил никакого ответа на мою телеграмму германскому правительству в Берлин. В конце концов, не оставалось ничего другого, как составить списки не получивших платы и выдать расписку каждому носильщику и аскари.