Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг.

Я не буду описывать других менее важных беспорядков и шалостей, обычных всем учебным заведениям. Скажу только, что воспитанники особенно не любили репетитора начертательной геометрии и приложений к оной инженер-капитана Боровского^н (умершего в чине полковника), который с 1829 г. начал преподавать вместо профессора начертательной геометрии подполковника Севастьянова{345} (умершего в чине генерал-майора). Классы, в которых преподавались лекции, были устрое ны так, что воспитанники сидели на деревянных скамьях, расположенных амфитеатром. Перед этими местами стояли кафедры и черная доска. Во время одной из репетиций Боровского, которого звали «губастиком», несколько воспитанников, спрятавшись за означенные места, кричали «губастик». Боровской, обругав воспитанников свиньями, сказал, что если они покажутся, то он с ними разделается. Ругательство это обидело всех воспитанников 1-го класса, и тогда они вышли требовать от него, чтобы он отказался от своих слов. Он не хотел и побежал жаловаться инспектору классов Резимону, но тут многие его пощелкали и бежали за ним до кабинета Резимона, в котором последним были остановлены криком: «Malheureux, que faites-vous? Vous serez contructeurs; cʼest fi ni, je ne veux rien entendre»[27]. Чтобы понять эту весьма часто повторяемую Резимоном фразу, надо сказать, что за дурное учение и поведение выпускали воспитанников в Строительный отряд, и Резимон считал, что так как этим портилась карьера молодого человека, то выше этого наказания и не существует. Впрочем, многие из воспитанников, и в том числе я, несмотря на любовь пошкольничать, не только не участвовали в побиении Боровского, но и останавливали других. Нам не нравилось нападение нескольких десятков молодых людей на одного человека. Дело это не имело особых последствий; ворвавшихся за Боровским в кабинет Резимона он посадил в карцер, другие разбежались.

Вообще Резимон более шумел и привязывался, чем наказывал. Одно только было очень скучно: это частое осматривание ящиков в классных столах (у каждого воспитанника был свой стол) с тем, чтобы найти в них или съестное, или не классную книгу. Иметь съестное или не классную книгу было строжайше запрещено.

С 1829 г. аналитическую геометрию, дифференциальные и интегральные исчисления начал читать в институте, вместо профессора этой части математики инженер-подполковника Ламе{346}, инженер-поручик Янушевский{347}, ныне (1872 г.) действительный статский советник и заслуженный профессор института. Он читал очень хорошо. Все почти науки преподавались тогда на французском языке. О Ламе я буду говорить ниже.

Закон Божий преподавал тот же священник Гаврилов, который преподавал в Строительном училище. Из сорока воспитанников 1-го класса православных было не более 10, и в том числе я и Мольнер{348}. Католикам и лютеранам Закон Божий преподавали их патер и пастор. Рисовать учил дальний мой родственник, майор Зуев, о котором я говорил в I главе этих воспоминаний.