Моя безупречная жизнь

– Улажено. Теперь остается только ждать.

Но я всегда ненавидела неизвестность и ожидание. Волнение по поводу разговора с Тиффани уже выветрилось из меня, и теперь все мои мысли занимали слова Три:

«Ты. Ты – самая главная проблема, которую ты не смогла решить. Но не волнуйся. С твоей проблемой мы тоже разберемся. Потом, в конце».

Я ничего не понимала. Моя жизнь не имела никакого отношения к этому делу. Как же оно поможет разобраться с моей проблемой?

Но чутье подсказывало, что я постепенно приближаюсь к ответу, и меня раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, хотелось поскорее закончить дело и узнать, что имел в виду Три, а с другой – я была напугана. Вдруг мне совершенно не понравится то, что я обнаружу, дойдя до конца?

Я пыталась отвлечься, фокусируясь на рутине. Мне по-прежнему хотелось разговорить Тиффани, которая ходила мимо меня по школьным коридорам, нося в себе ключ к загадке. Если удастся ее убедить, если она расскажет, что реально происходит в фонде, я, возможно, пойму, зачем Логан встречался со своим двойником в особняке основателя «Светлого будущего» и что об этом известно Люс.

Главное – вычислить, в чем нуждается Тиффани, и предложить ей это в обмен на информацию.

Между делом я попыталась расспросить и свою маму – в конце концов, она ведь тоже занималась благотворительностью, – но та никогда не слышала про «Светлое будущее» и не знала никого из его сотрудников.

– Почему тебя заинтересовало это место? – спросила мама.

Мы стояли на кухне после ужина, и она соскребала с тарелок остатки размороженной еды и выкидывала их в мусорное ведро.

– Хочу пойти туда волонтером, – ответила я.

В школе Святого Франциска требовали, чтобы каждый ученик выполнил двадцать часов общественно-полезных работ за год. Нам объясняли, что надо отдавать долг обществу, но реально это делалось только для того, чтобы потом положить отчеты о проделанной работе в портфолио к другим документам для поступления в колледж.

– В счет общественных работ? – спросила мама. – Неужели в этом году ты не пойдешь в парк трепаться и ничего не делать?

Она имела в виду уборку парков – именно этот вид общественной деятельности предпочитали ученики школы Святого Франциска, поскольку мероприятие больше напоминало прогулку с друзьями на свежем воздухе, чем реальную работу.

Я пропустила мимо ушей ее комментарий на тему парка, решив вернуться к разговору про фонд.

– Вроде крутое место, – пожала плечами я.

– Да ладно? – Мама бросила на меня подозрительный взгляд.

Она почему-то не верила в мои благие порывы принести пользу обществу. И, что самое ужасное, была совершенно права.

Вернувшись к себе в комнату, я открыла ноутбук и тупо уставилась в экран. Пялилась в одну точку, пока слова не начали расплываться перед глазами. Больше всего на свете мне хотелось написать Люс. Но я не могла.

– Эй, Хана, малышка, что-то случилось?

Я вздрогнула.

Папа стоял в дверях, засунув руки в карманы брюк.

Я не могла рассказать ему ни про Три, ни про дело, над которым работала, хотя в глубине души мне этого ужасно хотелось. Поэтому я попыталась изобразить спокойствие.

– Все в порядке, – сказала я, делая вид, что не понимаю, о чем он. – А что?

Папа озабоченно взглянул на меня.

– Ты же знаешь, что можешь мне все рассказать. Раньше меня считали хорошим слушателем. Сейчас я таким похвастаться не могу, но точно говорю, что постараюсь соответствовать своему прежнему образу.

Я тихо рассмеялась.

– Серьезно, что тебя беспокоит?

Я подумала про Люс, про сообщения Три и, в конце, про маму. Вспомнила, как она смотрит на меня – так, как будто я не способна ни на что хорошее.

– Я плохой человек?

Его лицо смягчилось:

– Конечно нет.

– Но и не хороший.

– Я знаю тебя с младенчества, и ты всегда была хорошей, – уверил меня папа. – Хотя, наверное, правильнее будет сказать, что никто не может быть только плохим или только хорошим. Мы, обычные люди, в основном совершаем хорошие поступки, но, бывает, совершаем и плохие, ошибаемся и стараемся исправиться.

Мне не стало легче, но я любила слушать его голос и хотела, чтобы он продолжал говорить.

– По чему из прошлой жизни ты скучаешь сильнее всего? – спросила я.

Он прислонился к моему платяному шкафу.

– Я скажу, по чему я не скучаю. Я не скучаю по ежедневной дороге на работу и обратно. Не скучаю по безостановочным телефонным звонкам и электронным письмам. По бесконечным мероприятиям по сбору средств.

– Как же их много, – сказала я.

– Один сплошной сбор средств, – ответил он. – Но я скучаю по людям. Мне нравилось разговаривать с незнакомцами, жать им руки и видеть, как светлеют их лица. Я скучаю по нашему дому, по прогулкам в нашем квартале, по Мелинде, Дейву и Джеймсу, приходившим к нам на ужин. Я вспоминаю, как подъезжал к дому вечером после тяжелого рабочего дня и видел в окнах свет.

Если крепко зажмуриться, то я почти могла представить себя в своей старой комнате – как я смотрю на потолок, на который ложатся полосы света от фар папиной машины.

– Я тоже скучаю по всем этим вещам, – сказала я.